Валентин Александрович Серов

(1865 – 1911)

Серов стремился

вперед, сохраняя

лучшее наследие

прошлых эпох нашей

школы.

С.

Маковский

Существует поговорка: «Дети, будьте осторожны в выборе своих

родителей!». Серову в «выборе» повезло. Его отец – Александр Николаевич

Серов был известным композитором и выдающимся музыкальным критиком, мать,

пережившая сына, - пианисткой и композитором. Отец умел к тому же рисовать,

даже мечтал когда-то стать живописцем. В их доме часто собирались

«петербургские знаменитости». После смерти отца в 1871 году мальчик стал

чувствовать себя одиноким: увлеченная музыкой, мать не очень баловала его

своими заботами. Зато о будущем сына она позаботилась очень хорошо. Заметив

его страсть к рисованию, она из Мюнхена, где они тогда жили, поехала в

Париж, к знакомому ей Репину и всю зиму 1874/75 года Валентин брал уроки у

автора «Бурлаков».

«Он с таким самозабвением впивался в свою работу, - вспоминал Репин,

- что я заставлял его иногда оставить её и освежиться на балконе перед моим

большим окном. Были две совершенно разные фигуры того же мальчика. Когда он

выскакивал на воздух и начинал прыгать на ветерке – там был ребенок; в

мастерской он казался старше лет на десять, глядел серьёзно и взмахивал

карандашом решительно и смело. Особенно не по-детски он взялся за

схватывание характера энергичными чертами, когда я указал ему их на

гипсовой маске. Его беспощадность в ломке не совсем верных, законченных уже

им деталей приводила меня в восхищение: я любовался зарождающимся

Геркулесом в искусстве».

Занятия Репина с Серовым продолжались потом и в Москве, приобретая

всё более систематический и серьёзный характер. В конце концов, Валентин

даже поселился у Репина, став членом семьи. Они вместе рисовали и писали

натурщиков, вместе ходили на этюды в Абрамцеве летом 1879 года, вместе

совершили и поездку в Запорожье. Это была великолепная школа для юного

Серова. Когда же Серов выполнил мастерский этюд с горбуна – того самого,

который позировал Репину для картины «Крестный ход в Курской губернии» -

Репин сказал ему: «Ну, Антон (близкие звали Валентина Антоном), пора

поступать в Академию». И с рекомендательным письмом Репина к Чистякову

Серов едет осенью 1880 года в Петербург, блестяще выдерживает экзамен,

становится учеником Академии художеств. С присущим ему неторопливым

упорством он осваивает «чистяковскую систему» строго построенного, как бы

математически выверенного рисунка, очаровывает своего учителя

разносторонними способностями. «Чистяков повторял часто, - пишет Репин, -

что он ещё не встречал в другом человеке такой меры всестороннего

художественного постижения в искусстве, какая отпущена была природой

Серову. И рисунок, и колорит, и светотень и характерность, и чувство

цельности своей задачи, и композиция – все было у Серова, и было в

превосходной степени».

В 1885 году Серов уходит из Академии. Ему уже нечему было в ней

учиться, а к академическим наградам и диплому он был равнодушен. Его влечет

свободная творческая работа. Он уже почувствовал себя вполне

самостоятельным художником. Написанная им осенью того же года этюдного

характера картина «Волы», находящаяся сейчас в Третьяковской галерее,

подтверждает это. Простая по сюжетному мотиву и по композиции, она

отличается свежестью живописи и благородством общего тона. В гармонию

золотистых и серебристо-серых тонов он привел и скотный двор с его

постройками, и кусочек осеннего пейзажа, и первопланные фигуры белого и

черного волов, неторопливо жующих сено. А брошенная на телегу розоватая

тряпка, разработанная Серовым с тем же богатством цветовых и световых

рефлексов, как и всё остальное, как и все остальное, как бы держит всю

цветовую композицию картины.

«В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу

отрадного, и буду писать только отрадное», - говорит Серов два года спустя.

И он создает такие два шедевра русской школы живописи, как девочка с

персиками» (1887, Третьяковская галерея) и «Девушка, освещенная солнцем»

(1888, Третьяковская галерея).

В «Девочке с персиками» изображена дочь С.И. Мамонтова Веруша. Он

подсмотрел в жизни естественно-непринужденную позу присевшей на мгновение

за стол с персиками девочки, о чем-то вдруг неожиданно задумавшейся.

Картина вся овеяна безмятежной радостью весенней поры в жизни человека. В

ореоле струящегося света мягко вырисовывается «девочка в розовом» с

приколотой к черному банту красной гвоздикой. Еле уловимая полуулыбка

делает особенно привлекательным её смуглое и нежное лицо с быстрым взглядом

живых карих глаз. Поэзия юности, выраженная поэзией света и цвета, - вот, в

сущности, тема картины. И никто ещё из русских художников, даже самых

прославленных, не передавал этой поэзии юности с такой пленительной

свежестью, с таким изящным, тонким мастерством. «Девочка с персиками» -

лирическая поэма о светлой юности, созданная талантом и молодостью

двадцатидвухлетнего художника, безмерно влюбленного в жизнь и лучшее её

порождение – человека.

В «Девушке, освещенной солнцем» нет уже такой непосредственной

поэтичности, хотя она также проникнута тихой радостью бытия. Вместо скрытно-

порывистой позы «Девочки с персиками», и живого блеска брошенного в сторону

взгляда, перед нами спокойно сидящая, прислонившись к стволу дерева,

девушка со спокойно положенными на колени руками. Доверчиво смотрит она на

нас широко открытыми светло-серыми глазами; невозмутим её душевный мир,

ясный как этот солнечный день под липами старого парка.

«Все, чего я добивался, - говорит Серов о своих работах этих лет, -

это – свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре

и не видишь в картинах». Упорно добиваясь «свежести живописи при полной

законченности», Серов замучил многодневными сеансами и Верушу Мамонтову и

свою двоюродную сестру М.Я. Симонович, позировавшую ему в Домотканове для

«Девушки, освещенной солнцем». Но цели своей он добился: оба его шедевра

кажутся написанными по первому впечатлению, без труда и творческих мучений.

Это как бы два прекрасных мгновения, остановленных и выхваченных из

быстротекущего потока жизни.

Красоту утонченно-нервного облика Левитана, его высокую

интеллигентность, утомленно-печальный взгляд затененных на бледном лице

глаз запечатлел Серов в портрете И.И. Левитана 1893 года. Изящно проста его

поза, портретно выразительна рука, устало положенная на спинку соломенного

кресла. Прост и красив колорит портрета, решенный в мягком созвучии темно-

серых тонов фона, темно-синего костюма, золотисто-охристого кресла и смугло-

бледного лица и руки, оттененных белоснежной полоской воротника и пятном

манжет. Самому Левитану портрет очень понравился, а Серову – не очень.

Больше Серов был удовлетворен портретом писателя Н.С. Лескова,

написанного в 1894 году, предельно простым по композиции и сильным по

колориту. На редкость впечатляющ смятенно-тревожный взгляд Лескова, точно

предчувствующего свою скорую смерть.

Работает Серов в 90-е годы и над пейзажем, придя и в нем к новым

стилевым особенностям и скупой гамме серебристо-серых тонов, появившихся

после его поездки летом 1894 года на север с Константином Коровиным,

оказавшим на него сильное воздействие своим выдающимся дарованием

колориста. Однако Серов сохраняет своеобразие своей творческой

индивидуальности и уже в 1895 году пишет чудесную картину «Октябрь».

Тишиной и покоем веет от этого типично русского пейзажа с бедной

деревенькой на заднем плане и мирно пасущимися лошадьми и овцами на

скошенном поле. Крошечная фигурка мальчика-пастушка в отцовском картузе как

бы «держит» композицию картины. И эта на первый взгляд точно вылинявшая

картина вдруг захватывает нас красотой живописи, поэтичностью настроения,

острой характерностью пейзажного жанрового изображения русской деревни.

Так же проста и поэтична пастель «В деревне. Баба с лошадью»

(1898г.), в которой Серов объединил свои дарования портретиста, анималиста,

и пейзажиста в живой сценке, выхваченной из деревенской жизни. Когда он,

прямо на улице, на морозе, рисовал цветными мелками смеющуюся краснощекую

бабу с кудлатой лошадью – его обступили мужики, ахавшие от восхищения.

Больше всего их восхищала простота выполнения: «взял бы вот эти цветные

палочки и сам сейчас все так и написал». И, рассказав Грабарю про этот

запомнившийся ему эпизод, Серов стал горячо доказывать, что надо писать без

фокусов – так прост как это только возможно. «Надо чтоб мужик понимал, а не

барин, а мы все для бар пишем и ужасно падки на всякую затейливость и

пышность. Вот они – немцы, французы – пускай будут пышны, им это к лицу, а

уж какая там пышность на Руси».

В двадцатый век Серов вступает в расцвете своего таланта, это

своеобразный художник-артист, нетерпимый к банальности общих мест, ищущий

непроторенные пути в искусстве.

Многообразны его искания. На рубеже нового века он создает в рисунке

кистью необыкновенно правдивый и поэтический образ Пушкина, одиноко

сидящего среди шороха осенних листьев. И в том же, 1899, году он пишет

прелестный натурный этюд своих детей на побережье моря, а два года спустя –

портрет Мики Морозова, очаровательного в своей детской непосредственности и

пылкости темперамента. В 1900-1901 годах в тонко стилизованной манере Серов

изображает «Выезд императора Петра II и цесаревны Елизаветы Петровны на

охоту» и тогда же броской кистью запечатлевает стирку белья деревенскими

бабами. В 1907 году он завершает превосходную историческую картину

«Петр I» и в том же году создает блистательный портрет красавицы Генриетты

Гиршман в ее изысканно-модном будуаре.

Велики не только сюжетно-тематические, но и стилевые различия в

произведениях Серова последних лет его жизни.

В «Похищении Европы» (1910г.) античный миф о похищении Европы -

дочери финикийского царя – богом Зевсом, превратившимся для этого в быка.

Женственно изящен образ кокетливой изысканно хрупкой Европы. Царственно

красив могучий бык с лирообразно изогнутыми рогами и человеческим взглядом.

Стремительны прыжки взлетающих над волной дельфинов, очерченных с

виртуозной простотой, как бы одним взмахом кисти. И за этой картиной,

покоряющей своим совершенным мастерством, встает образ умного, добродушно

иронического Серова, воссоздающего древний миф с тонкой улыбкой человека

двадцатого столетия. Он отдыхает душой от «российских кошмаров» в работе

над поэтичными образами античной мифологии, выражая в них свою мечту о

светлом будущем человечества.

Заканчивая книгу о творчестве Валентина Александровича Серова,

изданную ещё в дореволюционное время, И.Э. Грабарь писал: «В лице Серова

ушел последний великий портретист старого типа…» И это верно. Причем не

только по отношению к русскому, но и к западноевропейскому искусству конца

XIX – начала XX века.

Серов остается остро современным художником во всех видах и жанрах

своего творчества, в приемах своего нестареющего мастерства. «Я художник

девятнадцатого века, - говорил о себе Васнецов. – В новом веке – новые

песни, и я едва ли сумею их спеть». Серов же сумел спеть новые песни, найдя

для них новые изобразительные средства. Он стремился вперед, опираясь на

прошлое, продолжая и развивая традиции великих художников. В этом один из

уроков блистательного серовского мастерства.

Автор – RомаN (ogps2@atnet.ru)