Повесть временных лет как культурно-историческое произведение

МІНІСТЕРСТВО ОСВІТИ І НАУКИ УКРАЇНИ

ЧЕРКАСЬКИЙ ІНЖЕНЕРНО-ТЕХНОЛОГІЧНИЙ УНІВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА СУСПІЛЬНИХ ДИСЦИПЛІН І ПРАВА

К О Н Т Р О Л Ь Н А Р О Б О Т А

з курсу « Історія та культура України »

Слухач: Сидоркевич

Дмитро Іванович

Спеціальність, група: ЗФ – 02

Керівник: кандидат

історичних наук,

Присяжнюк Ю.П.

Результат, дата:

Реєстраційний номер, дата:

м. Черкаси

2001 р.

П Л А Н

«Повесть временных лет» як історично джерело : культурно-цивілізаційний

аспект проблеми.

Откуда мы знаем историю Древней Руси? Ни результаты археологических

раскопок, ни актовый материал (грамоты, дипломатическая переписка,

материалы княжеских или монастырских архивов), ни эпизодические сведения о

Руси, извлекаемые из сочинений западноевропейских историков и

путешественников, не смогут дать нам цельной картины нашего прошлого.

Детальное знание своей истории мы получаем в основном благодаря бесценному

материалу, содержащемуся в русских летописях.

Начиная с XI в. и вплоть до конца XVI столетия на Руси велись

систематические погодные записи о произошедших событиях: о рождении,

вокняжении или смерти князей, о войнах и дипломатических переговорах, о

строительстве крепостей и освящении храмов, о пожарах городов, о стихийных

бедствиях — наводнениях, засухах или небывалых морозах. Летопись и была

сводом таких ежегодных записей. Летописи велись в монастырях и в княжеских

резиденциях. Они являлись не только способом фиксации «для памяти»

произошедших событий, но и важнейшими документами — на летописи ссылались в

разного рода династических и политических спорах. Ценнейший документ,

зеркало нашей истории — вот что такое летопись.

Каждая летопись (исключая разве что самые первые записи) — свод. Не

в том, однако, смысле, что летопись всегда — сумма погодных статей.

"Летописный свод — это всегда результат сложной историографической и

литературной работы его создателя. Летописец не просто продолжал новыми

записями труд своего предшественника, он, как правило, перерабатывал его —

что-то пропускал, что-то изменял в соответствии со своими политическими

представлениями, что-то дополнял по новым источникам. Поэтому современный

исследователь-историк не может излагать историю Руси, следуя за одной,

избранной им в качестве лучшей, летописью: он должен обращаться ко всей

совокупности источников, размышлять о причинах обнаруживающихся в них

противоречий, пытаться установить версию, наиболее объективно отражающую

действительный ход событий.

Особенно сложно изучение древнейшего периода нашей истории: для

первых ее веков единственным источником является «Повесть временных лет» —

летописный свод, составленный в начале XII в. монахом Киево-Печерского

монастыря Нестором. На заре изучения летописания Нестора-летописца считали

единственным автором «Повести». Но после разысканий выдающегося русского

ученого академика А. А. Шахматова (1864— 1920) стало очевидно, что Нестор

использовал в своей работе другие летописные своды, составленные его

предшественниками. Последователи А. А. Шахматова, и особенно М. Д.

Приселков и Д. С. Лихачев, уточнили и дополнили его наблюдения и выводы, и

в настоящее время история древнейшего летописания представляется в

следующем виде .Отдельные записи исторического характера могли вестись еще

в конце Х и начале XI в., но летопись как особый жанр древнерусской

историографии и древнерусской литературы возникает, вероятно, лишь в

середине XI в. Мы не знаем первого памятника древнерусской историографии:

А. А. Шахматов предполагал, что это был Древнейший летописный свод, Д. С.

Лихачев — что «Сказание о распространении христианства на Руси». Следующим

этапом летописания был Свод Никона, также монаха Киево-Печерского

монастыря. Более надежны наши представления о летописи, непосредственно

предшествовавшей «Повести временных лет». А. А. Шахматов назвал ее

Начальным сводом и считал, что она была составлена в Киеве около 1095 г.

Текст Начального свода в своем первоначальном виде до нас не дошел, но

достаточно полно отразился в новгородских летописях .

Около 1113 г. Нестор, основываясь на Начальном своде и других

источниках, создает свою «Повесть временных лет». «Повесть» не просто

дополненный свод летописных статей, это, по словам Д. С. Лихачева,

«цельная, литературно изложенная история Руси». «Можно смело утверждать,—

продолжает ученый,— что никогда ни прежде, ни позднее, вплоть до XVI в.

русская историческая мысль не поднималась на такую высоту ученой пытливости

и литературного умения».

Рассмотрим «Повесть временных лет» как памятник летописания. Она

открывается историографическим введением, из которого средневековый

читатель, воспитанный в традициях христианской историографии, узнавал

чрезвычайно важную для себя вещь: славяне — не безродные «насельники» на

земле, они — одно из тех племен, которые, согласно библейскому рассказу,

расселились по ней в те незапамятные времена, когда схлынули воды

всемирного потопа и праотец Ной со своими домочадцами вышел на сушу. И

происходят славяне, утверждает летописец, от самого достойного из сыновей

Ноя — Иафета. Правда, чтобы доказать эту мысль, летописцу пришлось вставить

в перечень народов, извлеченный им из «Хроники» Георгия Амартола ,

отсутствующее там имя славян. Стремление увидеть славян, и русичей в их

числе, среди прославленных народов мира не покидает летописца и далее. И

рядом с Тигром, рекой, на берегах которой расцвела в далеком прошлом

великая цивилизация, упоминает он родные ему реки — Днепр, Десну, Припять,

Двину, Волхов, Волгу. И также рядом с народами Европы — англами, римлянами,

немцами, венецианцами — назовет летописец и народы, населяющие пределы

Руси: им упоминаются меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь...

Очертив географические пределы Руси, Нестор вновь делает экскурс в

историю, излагает свои представления о прародине славян, вспоминает о их

столкновениях с аварами, о начале Болгарского государства, повествует о

происхождении сербов, хорватов, поляков. Затем в поле зрения Нестора

оказывается собственно Русь. Нестор рассказывает об обычаях полян, племени,

на земле которого стоит Киев, о нравах соседних племен — древлян, вятичей,

радимичей, северян. Нестор неуклонно подводит читателей к мысли, что Киев

не случайно стал «материю градом русским» — и места эти благословил в

древности сам апостол Андрей (полагают, что эта легенда вставлена в

летопись уже после Нестора), и племя полян — самое «кроткое» и

благонравное, и князь киевский Кий в далеком прошлом был ведом самому

византийскому императору. Так слагается картина славного прошлого Русской

земли.

Но тут ожидают две неожиданности. Во-первых, как говорит летописец,

Русская земля «стала прозываться» лишь со времени похода на Византию в

середине IX в., как сообщает об этом «греческое летописание». Почему такая

зависимость от внешнеполитических событий и византийской историографии?

Думается, потому лишь, что это первая точная дата, которую смог установить

летописец. И он с удовлетворением отмечает: «Вот почему с этой поры начнем

и числа положим». И опять уже знакомый прием: Нестор начинает от Адама,

упоминает библейские события и Александра Македонского, но завершает свою

хронологическую выкладку упоминанием русских князей. История Руси снова

вплетается в ткань истории всемирной. Итак, перед нами не начало «Русской

земли», как союза племен, образование которого восходит к отдаленным,

неведомым летописцу временам, а фиксация события, отмеченного точной

датой в византийской хронографии.

Вторая неожиданность, породившая целую школу в отечественной и

зарубежной историографии (направление «норманистов»), — это странный,

казалось бы, отказ летописца от своей истории, восходящей к временам Кия,

Щека и Хорива. История словно бы начинается заново, и уже не в Киеве, а в

Новгороде, и к тому же с призвания чужеземцев-варягов. В чем же дело? Когда

создавалась «Повесть временных лет», Русь была уже достаточно могучим

феодальным государством, во главе которого стояла княжеская династия,

ведшая начало от варягов Игоря, Олега и полулегендарного Рюрика. Такова

была реальность. Естественно, что одна из задач летописца состояла в том,

чтобы обосновать законность власти Рюриковичей и одновременно объяснить,

почему союз восточноевропейских племен оказался под началом у варяжской

княжеской династии. Видимо, летописец отражал действительные события, и на

«каком-то собрании правящей знати трех земель — словенской, кривичской и

чудской — было решено выбрать князя из другой земли, который бы защищал не

интересы знати одной из земель, а их общий интерес», комментирует статью

862 г. известный историк В. Т. Пашуто (1918—1983). И защищал бы от соседей-

иноземцев — добавим мы к этим словам ученого,— от тех же варягов.

Приглашение князей, наем их как воинов и администраторов — ничего не имеет

общего с завоеванием . Ведь незадолго до призвания варяги, как

свидетельствует Пашуто В.Т. под тем же 862 г., были изгнаны из Руси.

Призванные варяги приняли обычаи и язык коренного населения, а к помощи

заморских варягов будут и впоследствии прибегать русские князья Рюриковичи

— и Олег, и Игорь, и Владимир, и Ярослав, рассматривая их прежде всего как

первоклассных воинов-наемников и в то же время охотно избавляясь от них как

только непосредственная надобность пропадала: именно так поступил в 980 г.

Владимир, отослав буйных дружинников в Византию. Словом, варяги были

незначительной прослойкой в правящей верхушке и княжеской дружине и своей

деятельностью отвечали потребностям и нуждам славянского общества. Из

текста «Повести временных лет» мы видим, как нелегко давалось летописцам

создание стройной историографической концепции, которая бы сочетала

сведения о древнейшей истории восточнославянских племен и предания о первых

киевских князьях с судьбой династии Рюриковичей. Надуманной оказывается

версия, согласно которой Игорь — родоначальник укрепившейся с Х в. династии

киевских князей — объявлен сыном Рюрика. С трудом объясняет летописец

происхождение и значение этнонима «русь», упорно стремясь связать его все с

той же варяжской концепцией. И тем не менее созданная Нестором история

призвания варягов и укрепления их династии в Киеве выглядит настолько

убедительной, что в ней черпали свои аргументы все «норманисты» вплоть

до наших дней.

А перед Нестором и его предшественниками стояли трудности и иного

рода: народная память донесла от тех далеких веков весьма скупые и

разрозненные припоминания и легенды. Совершенно туманны сведения о Рюрике и

его братьях (в существовании которых вообще сомневаются), неясно отношение

к Рюрику и Игорю безусловно бывшего киевским князем Олега; даже о Игоре

было известно мало, и не случайно так скупы сведения о тридцати годах его

княжения: он предстает перед нами как князь и полководец но существу только

в рассказе о походах на Византию. Лишь начиная с княжения Святослава

политическая история Руси стала известна летописцам с большими

подробностями.

Но летопись не только свод фактических данных. Она вся пронизана

важными для летописцев политическими идеями. С двумя из них — с

обоснованием достойного места славян среди народов мира и с обоснованием

прав княжеской династии Рюриковичей — мы уже знакомы.

Третья идея «Повести» — обоснование достойного места Руси среди

христианских стран Европы, утверждение ее духовного равенства с самой

Византией, в то время могущественным и авторитетнейшим государством. Эта

мысль настойчиво проводится летописцем. Мудрая Ольга, крестившаяся в

Константинополе, предвозвестница христианской Руси, получает имя Елена

(Елена — мать римского императора Константина, при котором христианство

стало государственной религией Восточной римской империи). Летописец

подчеркивает, что Владимир — ревностный язычник — приходит к мысли о

необходимости крещения в результате основательных раздумий. Его побуждают к

этому не политические причины (как было в действительности, но о чем

летопись не упоминает) и даже не рассказ им же посланных «мужей» о

великолепии византийского богослужения, а прежде всего беседа с

«философом», изложившим князю основы библейской истории и основные догматы

христианского вероисповедания. Поэтому Владимир сопоставляется по своим

деяниям с «Константином великого Рима».

Печальный итог феодальной распри — гибель Бориса и Глеба от рук

Святополка предстает в летописи как акт высокого христианского

подвижничества. Не случайно в уста убиваемых князей вложены отнюдь не

мирские высказывания — возмущение преступными действиями узурпатора-

Святополка или, на худой случай, утверждение своей невиновности,— а именно

религиозные медитации, исполненные безвольного смирения, так не похожего на

те действительные раздумья и страсти, которые обуревали участников

феодальных распрей в то время. Христианское государство славится своими

воинами — святыми заступниками — ими и провозглашаются князья-мученики

Борис и Глеб. Христианские государства, как правило, высоко чтят подвиги

своих святых, славятся своими монастырями. И «Повесть временных лет»

включает рассказ об основании Киево-Печерского монастыря, о деяниях его

прославленных монахов, о высоко чтимом на Руси чернеце, а затем игумене

этого монастыря — Феодосии. Эта тема в летописи отнюдь не уводящее нас от

собственно политической истории отступление, а, как уже подчеркнуто,—

важный элемент общей историографической концепции.

Четвертая важная идея летописания — осуждение феодальных междоусобиц,

приносивших Руси значительный урон. В борьбе со своими братьями добился

единовластия Владимир; попытался стать единственным властелином Русской

земли, истребив своих братьев, Святополк. И напрасно Ярослав, разделивший

Русь между пятью своими сыновьями, призывал их жить в мире, ибо в противном

случае, убеждал он,— «погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов

своих, которые добыли ее трудом своим великим». Распри не прекращались.

Свержение киевского князя Изяслава в 1073 г. родными братьями привело к

вторжению на Русь польских отрядов короля Болеслава. С горечью описывает

летопись трагическую судьбу Василька Теребовльского, оклеветанного и по

наговору ослепленного по пути с княжеского съезда, на котором только что

было решено: «отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую

землю». Летописцы всегда с осуждением и тревогой описывают княжеские

распри, видя, однако, причины их прежде всего в кознях дьявола.

Отсутствие единства русских князей было тем опаснее, что Русь искони

находилась в соседстве с враждебной Степью. В далекие времена грозной силой

был Хазарский каганат, затем тревожили своими набегами печенеги, а с

середины XI в. постоянную угрозу всей южной Руси стали представлять

кочевники-половцы. Но не следует впадать в крайность и видеть в половцах

орду, политически, духовно, нравственно противопоставленную мирным русичам.

В действительности по склонности к войнам русские и половцы не отличались

друг от друга.

Грабительские половецкие набеги, безусловно, приносили огромные

бедствия окраинным русским княжествам. В статье 1093 г. мы встречаем

описание страданий угоняемых на чужбину русских пленников: бредут они,

печальные, измученные голодом, холодом и жаждой, босые, с ногами,

израненными тернием, грустно вспоминая города и села, откуда они родом.

Типичную картину половецкого набега рисует князьям Владимир Мономах,

побуждая их к совместному походу на половцев: приедет половец, убьет

крестьянина, а жену и детей его угонит в полон (статья 1103 г.). Но нельзя

забывать и о другом. О том, что по крайней мере с 1078г. русские князья

стали сами приглашать половцев для участия в своих междоусобных войнах.

Особенно отличался этим князь Олег Святославич (в «Слове о полку Игореве»

автор именует его Олегом Гориславичем). И летописец с глубоким осуждением

скажет в статье 1094г., что Олег уже в третий раз привел половцев на

Русскую землю, «его же грех да простит ему бог, ибо много христиан

загублено было, а другие в плен взяты и рассеяны по разным землям».

Привлечению половцев к участию в межкняжеских конфликтах

способствовали и тесные династические связи: на дочерях половецких ханов

нередко женились русские князья. На дочери Тугорхана был женат великий

князь киевский Святополк, на половчанках были женаты Олег Святославич и

сыновья Владимира Мономаха, половчанкой была первая жена Святослава

Ольговича, отца Игоря (героя «Слова о полку Игореве»; Игорь был сыном

второй жены — новгородки).

«Повесть временных лет» прежде всего — ценнейший исторический

источник и документ. И в то же время «Повесть временных лет» —

первоклассный литературный памятник. Летописец нередко прибегает к

сюжетному повествованию: живо воспроизводит драматические коллизии,

передает речь персонажей, воспроизводит детали, позволяющие читателю

наглядно представить происходящее. Такими подлинно литературными страницами

летописи являются, например, рассказы о местях Ольги, о подвиге юноши

кожемяки, одолевшего печенежского богатыря, обстоятельное описание

ослепления князя Василька Теребовльского. Приведем лишь один пример:

упоминание о том, как потерявший сознание Василько приходит в себя, когда

на него надевают еще влажную выстиранную рубашку, и восклицает: «Зачем

сняли ее с меня? Лучше бы в той сорочке кровавой смерть принял и предстал

бы в ней перед богом». Летописец обращает наше внимание на частный эпизод в

ряду больших событий, затронувших едва ли не все южные княжества в роковом

1097 г. Но эпизод этот имеет огромное значение — с помощью такой

художественной детали летописец добивается большего эмоционального

осуждения князей Давыда и Святополка, по чьей воле был ослеплен ни в чем не

повинный князь Василько.

«Повесть временных лет» не осталась принадлежностью только древнего

киевского летописания. Каждый летописный свод, когда бы и где бы он не

составлялся — в XII или XVI в., в Москве или в Твери,— обязательно

начинался с «Повести временных лет». /Правда, в поздних летописных сводах

текст ее сокращается, пропускаются, например, тексты договоров с греками,

рассказ об основании Киево-Печерского монастыря, отдельные погодные статьи

и т. д. И тем не менее « Повесть временных лет» в том или ином виде

непременно открывала каждую летопись, повествуя о том, «откуда есть пошла

Русская земля и кто в Киеве начал первее княжити». В этой судьбе текста

«Повести временных лет» отразился неизменный интерес к своей истории многих

поколений древнерусских читателей.

Многим нашим согражданам вся древнерусская литература известна только

по нескольким произведениям – «Повесть временных лет» «Слову о полку

Игореве». И они поэтому представляется одиноким, ни с чем не связанным

произведением, сиротливо возвышающимся среди унылого однообразия княжеских

свар, диких нравов и жесточайшей нищеты жизни. Эти представления

поддерживаются традиционными мнениями о низком уровне культуры Древней

Руси, при этом косной и малоподвижной.

Все это глубоко ошибочно. Русь до ее монгольского завоевания была

представлена великолепными памятниками зодчества, живописи, прикладного

искусства, историческими произведениями и публицистическими сочинениями.

Она не была отгорожена от других европейских стран, поддерживала тесные

культурные связи с Византией, Болгарией, Сербией, Чехией, Моравией,

Польшей, скандинавскими странами. Она была связана с Кавказом и степными

народами. Ее культура не была отсталой или замкнутой в себе, отгороженной

«китайской стеной» от внешнего культурного мира. Широкое распространение

грамотности—это факт, доказанный сейчас многочисленными находками

берестяных грамот в Новгороде. Ее культура была единой на всей огромной

территории от Ладоги и Белого моря на севере до черноморской Тмуторокани на

юге, от Волги на востоке и до Карпат на западе. Брачные узы княжеских семей

связывали их с Францией, Германией, Венгрией, Польшей, Скандинавией,

Византией, с Кавказом и половецкой кочевой аристократией.

Культура домонгольской Руси была высокой и утонченной. На этом культурном

фоне «Повесть временных лет» не кажется одиноким, исключительным

памятником. «Повесть временных лет» - это многосотлетний дуб, дуб могучий и

раскидистый. Его ветви соединяются с кронами других роскошных деревьев

великого сада русской поэзии XIX и XX вв., а его корни глубоко уходят в

русскую почву.

Необходимо чтобы это выдающееся произведение отечественной культуры

изучалась перед освоением курса истории, наряду с такими мировыми

произведениями как «Библия» и «Одиссея». «Повесть временных лет» напомнит

нам о времени становления государства, о прошлом как широко известных нам

славных городов — Киева, Новгорода, Чернигова, Суздаля, так и тех, чья

слава минула, и превратились они ныне в районные центры или даже села —

Туров, Коростень, Ромны, Вятичев. Но прежде всего напомнит она об истории

нашего народа. И встанут с ее страниц люди земли Русской — безвестные

ратаи, искусные ремесленники, чьим мастерством восхищаются доныне

посетители музеев, предприимчивые купцы, бороздившие дальние моря, воины,

защищавшие города и села, князья и бояре — порой не в меру тщеславные и

эгоистичные, но почти всегда мужественные витязи и изощренные политики,

священнослужители, надеявшиеся своими искренними молитвами оградить родную

землю от бедствий. Особое благодарное слово летописцам, в тиши монастырских

келий слагавшим повесть о истории земли Русской. Великий Нестор из их

числа.

к[pic]

Література

1. «Повесть временных лет», под редакцией Д.С. Лихачева, Карелия, 1992

г.

2. «Слово о полку Игореве» и культура его времени, - Д.С. Лихачев,

Ленинград, 1978 г.