Российско-германские отношения перед ВОВ

Российско-германские отношения перед ВОВ

Министерство образования РФ.

Реферат по истории

Советско-германские отношения

перед Второй мировой войной.

Составитель:

Федореев Юрий.

Н.Тагил. 2000

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. ВВЕДЕНИЕ

1.1. Цели и задачи данного исследования, хронологические рамки

рассматриваемого периода

2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

1. Расширение торговых связей между Германией и СССР (начало 30-31 января

39 г.)

2. Начало политических переговоров между Германией и СССР (1февраля 10 мая

1939г)

3. Подготовка пакта о ненападении между Германией и СССР (11 мая - 20

августа 1939 г.)

4. Рождение пакта Гитлера-Сталина (21 - 23 августа 1939 г.)

5. Осложнение германо-советских дипломатических отношений (сентябрь 1939 г.

- 22 июня 1941 г.)

3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роль германо-советских дипломатических отношений в международной политике.

1. ЦЕЛИ И ЗДАДАЧИ ДАННОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ

РАССМАТРИВАЕМЫХ ПЕРИОДОВ, ИХ ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ

Канун второй мировой войны по сей день остается темой дня

бесчисленных публикаций. Это неудивительно. Основная причина этого в

том, что в советской исторической науке в данное время не обсуждались

все подробности политического кризиса перед войной, не достаточно

подробно исследовались советско-германские отношения данного периода.

Основное событие 39г.- пакт, заключенный между обоими странами 23

августа 1939 г., называется «Жизненной необходимостью» для России,

давшей стране передышку, которому давалась вполне правомерная оценка.

О приложенных к пакту секретных протоколах ничего не говорилось.

Начало на кой положила речь Сталина И.В. на следующий день после

подписания договора (о приложениях ничего естественно не было

сказано), в которой говорилось, что пакт - это мирный акт,

несомненно, будет содействовать облегчению напряжения.

Первый период, охвативший первый месяц нового 1939 г. (1

января - 31 января) ознаменовался расширением торговых связей между

Германией и Россией на основе экономического соглашения, заключенного

в 1938 году. Дипломатические переговоры на данном периоде

базировались лишь на экономическом сотрудничестве. Политическая

сторона советским правительством отвергалась. Инициатива в

нормализации отношений принадлежала, безусловно Германии. Советское

правительство долгое время не предпринимало конкретных шагов, его

внешнеполитический курс не изменился, продолжались взаимные нападки в

печати.

Однако вскоре советская сторона обратила должное внимание на

так называемое «сватовство» Германии. Это ознаменовало собой переход

отношений на новый этап развития - политических переговоров, он

начался с февраля 1939 г. и длился до 10 мая. Эти изменения возникли

в связи с изменившейся внешнеполитической обстановкой в мире.

Оккупация Польши и Чехословакии фашистскими войсками, хоть и не

произвела того шока как на западные державы, заставила сделать

советское руководство выводы. Именно отсутствие каких-либо конкретных

действий со стороны Англии и Франции к агрессору заставило

правительство начать прорабатывать так называемый «запасной вариант»

на случай. Если попытка создания коллективной безопасности в мире не

приведет к успеху. Следующим шагом навстречу советско-германскому

сближению была отставка Литвинова, который активно выступал за

создание такой системы безопасности. Таким образом, Германии был дан

недвусмысленный намек, что советское правительство готово к

сотрудничеству. Характерная черта в дипломатических отношениях

данного периода - это зондажи по дипломатическим каналам через

третьих лиц. Германская сторона такую работу возложила на

собственного агента разведки П. Хлейста, проводили зондажи Шнурре и

Вайцзенкер. До советской стороны информация доходила через Мерекалова

и Астахова (работников полпредства).

Период с 11 мая по 20 августа стал непосредственной

подготовкой к созданию пакта, когда обе стороны были уже

действительно готовы оформить свои урегулированные отношения.

Заинтересованность в совместных соглашениях выражала теперь не

только Германия, но и СССР. Для этого периода характерна не только

активизация работы по дипломатическим каналам, но и контакты на

высшем уровне: Риббентроп - Молотов, Сталин - Гитлер. Возникло

определение «политическая база», которое подразумевало под собой

определенные политические требования. При этом советское

правительство стремилось отделить экономическое сотрудничество от

политического, в отличии от Гитлера, который стремился к

сотрудничеству на широкой основе. И выдвинутые в связи с этим

предложения о сотрудничестве, взаимное невмешательство во внутренние

дела, отказ от политики, идущей вразрез с жизненными интересами

страны (т.е. нейтралитет СССР и отказ от участия в соглашении между

Англией и Францией). Советское правительство на этом этапе еще

возлагало надежды на успешные переговоры с западными странами,

поэтому торопилось связывать себя обязательствами предложенными

Германией. Неоднократно предложения немецкой стороной политической

преамбулы или приложения секретного протокола советской стороной

отклонялись.

Однако середина августа стала поворотным моментом в развитии

отношений обоих стран. Затяжка в переговорах с западными странами

заставила советское правительство еще более серьезно обдумать

возможность заключения соглашения с фашисткой Германией. Неожиданно

события стали разворачиваться с необычной быстротой: произошел обмен

пожеланиями, наметились конкретные мероприятия по развитию отношений,

советская сторона предполагала уже возможность заключения секретного

приложения. До сих пор историками ведется поиск причин, повлиявших

настоль неожиданный поворот событий. Как одну из главных указывают

попытки о создании системы коллективной безопасности. 21-23 августа

пакт о ненападении между СССР и Германией был заключен.

Следующим актом в развитии германо-советского сотрудничества

стало заключение договора о дружбе и границе (28 сентября 1939

года). Если раньше инициатива исходила от Германии, то на данный

момент, обеспокоенное военными успехами верхмата, советское

правительство само предложило урегулирование территориального

вопроса, и вписало в формулировку договора фразу о дружбе и

добрососедстве.

Заключительным этапом в развитии дипломатических отношений

периода 39- 41 гг. стало их охлаждение и ухудшение, начавшееся с

поздней осени 1939 года. Причина, по-видимому была в том, что

Гитлер, заручившись нейтралитетом России и сделав важные

территориальные приобретения, не желал идти на дальнейшее выполнение

обязательств и действовал вопреки договоренностям. Пример тому –

заключение Тройственного пакта вопреки ст. IV договора о ненападении.

А вскоре и вовсе германское руководство потеряло всякий интерес к

сотрудничеству с СССР, т.к. в разработке уже находился план

«Барбаросса» и оставалось лишь соблюдение видимости действия

договоров. Советское правительство возлагало большие надежды на

сотрудничество с Германией и не смотря на грубые нарушения со стороны

Германии продолжало выполнять принятые на себя обязательства.

2.РАСШИРЕНИЕ ТОРГОВЫХ СВЯЗЕЙ

МЕЖДУ СССР И ГЕРМАНИЕЙ

(НАЧАЛО ЯНВАРЯ 1939 - 31 ЯНВАРЯ 1939 Г.)

Тяжелое положение, в которое Гитлер вверг немецкую экономику,

представляло собой благодатную почву для предложений о взаимовыгодной

торговле с Советским Союзом. А инициатива являлась следствием

размышлений немецкого посла в Москве Шуленберга о том, «что

необходимо воспользоваться изоляцией Советского Союза, чтобы

заключить с ним соглашение, первой ступенью которого была бы

договоренность о товарообмене и предоставлении новых значительных

кредитов».

Посол граф Фридрих Вернер фон Шуленберг (1875 - 1944),

занявший пост посла в Москве 1 октября 1934 г., служил на Вильгельм

штрассе при трех формах государственного правления.

Положение посла национально-социалистическое Германии в

Сталинской России было во многих отношения значительно труднее его

коллег в западных столицах. Не говоря уже о серьезных

внешнеполитических трениях, которые приходилось сглаживать и

улаживать.

Определенная заинтересованность в Германии существовала и у

советского руководства. Советский Союз, оказавшись в изоляции

стремился усилить свой военный потенциал. Для этого ему нужна была

иностранная помощь, и, прежде всего, немецкая технология. В то же

время, набиравшая высокие темпы военная промышленность Германии

испытывала большею потребность в сырье, а немецкое население - в

обеспечении продовольствием, прежде всего пшеницей. В то же время,

оживление торговых и экономических отношений обещали временное

ослабление жесткого курса германо-советской конфронтации.

Потребность Германии в сырье одержала верх над политическими

сомнениями. 19 декабря 1935 г. неожиданно быстро произошло подписание

протокола о продлении германо-советского экономического договора.

Переговоры продолжались и в новом 1934 году. 10 января 1939 года

Мерекалов лично обратился к руководителю отдела экономической

политики МИД Эмилю Вилю с просьбой принять его, чтобы передать

заявление своего правительства и относительно предложения Германии о

кредитах. «Перед этим Советское правительство получило тревожное

сообщение из Варшавы, свидетельствовавшее о совместных германо-

польских планах, направленных против СССР. Советское правительство к

этому моменту осознало важность этих совещаний, но не знало о

польской сдержанности и было заинтересовано в том, чтобы помешать

германо-польским договоренностям. Однако правительство СССР выдвинуло

ряд своих условий - что переговоры будут проходить в Москве и что с

Германской стороны будут сделаны некоторые уступки (в отношении

начисления процентов на кредиты, гарантий на случай убытков, цен и

сроков поставок). Ответственность за проведение переговоров с СССР с

Германской стороны была возложена на Э.Виля. Докладные записки Виля,

при всей субъективности изложения, самым решающим образом

способствовали повороту в германо-советских отношениях.

Вечером 12 января 1939 г., во время новогоднего приема

дипломатического корпуса в здании имперской канцелярии, Гитлер

вопреки своим прежним обычаям (раньше он регулярно игнорировал

присутствие советских представителей) сделал жест, ставший тогда

«сенсацией». Фриц Видеман, адъютант Гитлера и свидетель тех событий,

так описал эту сцену: «Гитлер приветствовал русского полпреда

особенно дружелюбно и необычно долго беседовал с ним. Взгляды всех

присутствующих были направлены на них... В этот день русский стал

центральной фигурой дипломатического приема...»

Несмотря на то, что содержание беседы не было столь важным, не

только международная общественность, но и советская сторона

восприняла жест Гитлера как сигнал его готовности изменить

существующее напряженное положение, как первое проявление

заинтересованности в германо-советском сближении.

Однако опасения советского правительства вызывали планы

Гитлера относительно марионеточного государства Закарпатской Украины.

Этот восточный уголок чехословацкого государства он хотел превратить

в плацдарм против Советской Украины. В первые же недели после

появления этого едва жизнеспособного государственного образования

Гитлер начал планировать создание «Великой Украины».

Но кроме Германии свои притязания на закарпатскую Украину

высказывали Польша и Венгрия. Гитлеру пришлось признать, что ему

следует учитывать интересы одной из этих стран, чтобы не создавать

лишних врагов. Понимание в отношении планов Гитлера стало проявлять

венгерское правительство.

В беседе с польским министром иностранных дел Беном (5 января

1939 г.) Гитлер, намекая на притязания Венгрии, подчеркнул, что он не

намерен допустить Польшу к дележу территории Закарпатской Украины.

Весьма вероятно, что Гитлер, зная о советском беспокойстве,

вызванном его планами создания «Великой Украины», хотел любезным

обращением с Мерекаловым произвести впечатление, будто у него нет

никаких намерений относительно Украины. Кроме того, этим маневром

Гитлер хотел припугнуть Польшу заболевшую «манией величия» и

продемонстрировать ей возможность немецко-русских действий против

Польши. Таким образом, Гитлер надеялся одним ходом сделать поляков

уступчивее, а русских - доверчивее.

Одновременно Риббентроп, испытывая давление со стороны своих

экспертов по вопросам экономики, попросил согласия Гитлера начать

новые, решающие переговоры. Военно-промышленный сектор во главе с

Герингом высказывался по этому вопросу однозначно: без советского

сырья - будь то прямой вывод с оккупированной Украины или

урегулированный договором советский экспорт - дальнейшие наращивание

производства вооружений невозможно и, следовательно, о конфронтации с

западными державами вообще нечего и думать.

Итак, Советское правительство из дружелюбного разговора

Гитлера с Мерекаловым вынесло впечатление, что он не заинтересован в

Украине и не имеет агрессивных намерений против СССР, а, напротив,

хочет видеть улучшение отношений, на это положительно среагировали

средства массовой информации. В соответствии с секретной информацией

разведывательных служб Гитлер пока отложил осуществление своего плана

наступления на восток, с тем, чтобы отправить на запад. А для этого

ему были необходимы сырьевые источники, которые мог предоставить

Советский Союз. Но более тесное экономическое сотрудничество между

обоими странами (на это рассчитывала германская дипломатия в России)

могло стать первым шагом по пути стабилизации внешнеполитического

развития в Восточной Европе. Нет сомнения в том, что свое влияние в

Берлине Шуленберг использовал именно в этом направлении.

Министра иностранных дел Риббентропа шокировали сообщения

западной прессы об отъезде немецкой торговой делегации в Москву,

Шнурре, которой 30 января должен был встретиться с Микояном,

отзывался обратно в Берлин. Советское правительство расценило

поступок Германии как «пощечину».

Когда в первые дни февраля 1939 года в министерстве

иностранных дел прошел слух о том, что разгневанное руководство

подумывает даже о разрыве германо-советских отношений, Эмиль Виль

снова проявил инициативу. В тот же день он пригласил Полпреда

Мерекалова, чтобы, несомненно, как-то оправдать не подобающее

поведение немецкой стороны и не дать замереть германо-советскому

диалогу.

НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕГОВОРОВ

(1 ФЕВРАЛЯ - 10 МАЯ 1939 ГОДА)

Первая беседа 10 февраля Шуленберга и Микояна не принесла

успеха. Посол лично передал новому наркому германский проект

соглашения о кредитах, но не встретил взаимопонимания. Советское

правительство лишь выразило готовность продолжать поставки сырья

примерно в прежних объемах.

В феврале - марте 1939 года тревога Москвы по поводу

непосредственной угрозы со стороны Германии улетучилась. В тот

момент, когда казалось, что советское правительство преодолело свои

сомнения, дипломатические попытки начать широкие экономические

переговоры вновь потерпели фиаско. 8 марта 1939 года, когда Гитлер

приказал оккупировать Польшу и пришить «польский вопрос» военными

средствами, Вилю пришлось сообщить послу Шуленбергу, что в настоящее

время изучается вопрос о целесообразности продолжения переговоров.

Переговоры следовало не «прерывать полностью», а «оттягивать» до тех

пор, пока не представится возможность их возобновить.

Оккупация Чехословакии (15 марта 1939 года) и создание

Протектора Чехии и Моравии военными силами Германии, «шокировали, но,

вероятно, не застали совсем врасплох» Советское правительство. Оно не

испытало того потрясения, которое ощутили западные государственные

деятели в связи с тем, что рейх перешел от «политики национальной

экспансии к агрессии».

Не произвело на Советское правительство никакого впечатления и

наступившее в Париже и Лондоне осознание того, что после оккупации

Праги Мюнхенское соглашение больше не существует, что Гитлер

растоптал надежды западных демократов. В оккупации Праги германским

вермахтом оно видело «полное нежелание Гитлера считаться с Англией

или Францией и уважать взятые на себя обязательства».

18 марта в Москве германскому послу была вручена ната в

которой говорилось, «что Советское правительство не может признать

законным государственно-правовые изменения в Чехословакии, ибо они

были осуществлены без всенародного референдума». Вместе с тем в ней

содержались заверения в глубоком уважении к послу графу фон

Шуленбергу.

С 23 марта английский министр внешней торговли сэр Роберт

Гудзон вел в Москве экономические переговоры с Молотовым и Микояном.

Перед Гитлером вновь замаячила угроза британской блокады Германии.

В министерстве иностранных дел в первые дни апреля, когда там

находился Шуленберг, интенсивно обсуждался вопрос о возможностях

сближения с Россией. Риббентроп приказал своему референту по

польскому и русскому вопросам и, вероятно, невольному агенту

советской разведки Петеру Клейсту «улучшить личные отношения с

сотрудниками советского посольства». По этому указанию Клейст провел

первый зондаж у советника полпредства Георгия Астахова. Но видимо

намеченной цели в ходе беседы так и не достиг. Советское

правительство все еще возлагало свои надежды на создание коллективной

системы безопасности.

С начала апреля 1939 года после захвата Албании Италией Москва

развернула с печати новую компанию за создание «прочной системы

коллективной безопасности против фашисткой агрессии» и возрождение

идеи о коллективном фронте обороны. В западных столицах главы

правительства Невил Чемберлен и Эдуард Даладье испытывали давление со

стороны оппозиции общественного мнения и дипломатических служб своих

стран. Особенно настойчиво дипломаты предостерегали от подталкивания

Сталина в объятия Гитлера. С точки зрения малых стран Центральной и

Восточной Европы, которые после потрясения Мюнхена чувствовали себя

покинутыми великими державами, наступили, наконец радикальные

перемены «Европа, казалось, проснулась, чтобы перед лицом опасности

вновь продемонстрировать свое единство и солидарность».

На стороне западных держав выступили также США, направив 14

апреля Гитлеру и Муссолини послание президента Рузвельта.

Первым шагом, отражавшим вновь пробудившийся интерес к системе

всеобщей безопасности, явилось возобновление французское предложение,

а 15 апреля - первая английская нота. В ней со ссылкой на обещание

поддержать страны, независимость которых окажется под угрозой,

высказанное Сталиным на XVIII съезде партии, содержался призыв

присоединиться к англо-французскому заявлению о гарантиях.

Вместе ответа 17 апреля Литвинов передал послу Сидсу (а 18

апреля Майский Галифаксу) советское, детально проработанное,

контрпредложение относительно заключения пакта между Англией,

Францией и СССР. Речь шла о заключении договора о взаимной военной

помощи трех великих держав сроком на пять - десять лет. Подобное

предложение поставило западные державы перед трудным выбором.

В России по наблюдениям западных наблюдателей складывается

жесткий командно-административный режим. Во внешний политике

советского руководство мыслило субъективно, верх брали эмоции и

стереотипы, а не трезвый рассудок. Именно эта непредсказуемость перед

решениями правительства СССР во внешний политике и внутри страны

отталкивала прогрессивные страны Запада от сотрудничества. М.М.

Литвинов в свое время проводил огромную дипломатическую работу в деле

установления нормальных отношений со странами Запада. Основная его

ставка была на выработку системы коллективной безопасности. Однако в

условиях разрастания фашизма политика мирного сосуществования с

капиталистическими державами проводилась довольно непросто. Идеи

Мюнхена «выжить за счет другого» все сильнее давили во

внешнеполитической дипломатии многих стран. То, что Мюнхен оказал

далеко идущее воздействие на курс СССР, не подлежит сомнению. В марте

1939 г. в дни XVIII съезде ВКП (б) в докладе Сталин потребовал

«соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну

провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». А во

время Ялтинской конференции спустя несколько лет в 1945 г. он сказал

Ч. Черчелю». ... если бы не было Мюнхена, не было бы и советско-

германского пакта».

Опасаясь сближения между СССР, Англией и Францией Германия

начала готовится к первому дипломатическому Контакту. Предлогом

служили интересы торговой политики СССР. Перед этим советский полпред

Мерекалов посетил руководителя отдела экономической политики Виля,

чтобы передать ему вербальную ноту и соответствующий меморандум

своего правительства с протестом против прекращения договорных

поставок в СССР военной продукции чешского завода «Шкода». Хотя

советское ходатайство (последовавшее сразу за оккупаций Чехословакии)

о сохранении в силе существующих договоров и было удовлетворено,

однако после подписания директивы к плану «Вайс» поставки вновь

прекратились. Гитлер не желал экспортировать в СССР продукцию,

необходимую для собственной оборонной промышленности. Беседу с

Мерекаловым проводил статс-секретарь Вайцзеккер. О сути разговора

говорят две докладные записки составленные им. По мнению Вайцзеккера

советской полпред в беседе с ним сам проявил инициативу к сближению

обоих стран. Но тщательный анализ сохранившихся документов говорит о

том, что статс-секретарь, скорее всего неправильно истолковал слова

Мерекалова и принял желаемое за действительное. Мерекалов А.Ф.

зафиксировал желание Германии иметь принципиальные политические

разногласия с СССР. Все же она хочет развивать с ним экономические

отношения.

Кроме того, Мерекалов, видимо привез в Москву информацию о

плане «Вайс». Таким образом, скок германо-польского столкновения

приближался, и советское правительство оказалось перед настоятельной

необходимостью принять решение.

Первая беседа Шуленберга и Молотова не принесла успеха. Посол

лично передал новому наркому германский проект соглашения о кредитах,

но не встретил взаимопонимания. Советское руководство лишь выразило

готовность продолжать поставки сырья примерно в прежних объемах.

Шуленберг изложил желание Берлина командировать в Москву Ю. Шнурре

для «Экономических переговоров».

Вскоре министерство иностранных дел Германии предприняло

вторичный зондаж в советском полпредстве. На этот раз беседу вели

советник МИД Германии Шнурре и советский полпред Астахов. Шнурре

начал разговор с заявления о том, что «отвечая на запрос посла от 17

апреля, мы заявляем о своем согласии с выполнением поставок в

Советский Союз в соответствии с договорами, заключенными с фирмой

«Шкода».

В беседе по текущим торговым делам 15 мая Астахов, согласно

записи Шнурре, отметил недоверие советской стороны и подчеркнул, что

изменившийся тон германских средств массовой информации может

означать всего на всего тактическую паузу. Он говорил о «четко

выраженном ощущении угрозы со стороны Германии». Вместе с тем, он дал

понять, что «нет никаких внешнеполитических противоречий между

Германией и Советским Союзом», что не исключена «возможность

изменения германо-советских отношений».

«Немцы стремятся создать впечатление о наступающем или даже

уже наступавшем улучшении германо-советских отношений. Исчезла грубая

ругань, советские деятели называются их настоящими именами и по их

официальным должностям без оскорбительных эпитетов».

ПОДГОТОВКА ПАКТА О НЕНАПАДЕНИИ

(18 МАЯ – 20 АВГУСТА 1939 ГОД)

а) Германская инициатива в заключении пакета (11 мая)

Вначале лета в советско-германских дипломатических отношениях

наступало некоторое оживление. Причиной тому многие исследователи

приписывают безрезультатные трехнедельные переговоры с Англией и

Францией. Ответом на них послужила публикация 11 мая 1939 г. в

«Известиях» передовой статьи «К международному положению». Статья

отражала новые советские оценки планов государств «ОСИ». Донесения

разведки уточняли, что Гитлер планировал вести войну в три этапа: за

блицкригом Польши следовал поход на запад, а позднее решающая схватка

с СССР. Можно предположить, что советское правительство к тому

времени пришло к выводу: первоочередные германские планы затрагивали

советские интересы косвенно, и Гитлер включал позицию Советского

Союза в свое военное планирование на ближайшую перспективу, как

важный, решающий фактор.

В этот трудный период внешнеполитической переориентации

германский посол, все еще находившийся на совещании в Берлине,

передав 17 мая Советскому правительству о встрече в возможно короткий

срок.

Как записал Шуленберг, Нарком отвел попытки немцев

использовать экономическую проблематику для «каких-то целей»,

выходящих за рамки отношений с СССР, и подчеркнул, что советская

сторона вступит в экономические переговоры не раньше, чем этого

сложится подходящая политическая основа.

Во время беседы Шуленберг был необычайно скованным, проявлял

сугубую осторожность в разговоре, Молотов отвечал резко с иронией.

«Подозрение» и «старое советское недоверие» к немецкой тактике

и целям – так охарактеризовал посол реакцию Молотова. Шуленберг долго

пытался убедить его в том, что у германского правительства есть»

определенные желания урегулировать экономические отношения с СССР, на

это я ответил, что мы пришли к выводу о необходимости создания

соответствующий политической базы для успеха экономических

переговоров. Без такой политической базы, как показал опыт

переговоров с Германией, нельзя разрешить экономических вопросов».

Важные моменты свидетельствуют, однако, что, во-первых,

стремление к «политической базе» являлось выражением принципиальной

советской потребности в прочных связях. В новой ситуации советское

правительство не хотело больше мириться с капризами немецкого

зигзагообразного курса, с бесцеремонным отношением к себе и с

насмешками в иностранной прессе.

Обмен товарами и технологиями, в которых СССР теперь, как

никогда раньше, действительно нуждался для развития своей оборонной

промышленности, не должен был, как прежде, «висеть в воздухе», его

следовало поставить на упорядоченную и надежную основу. Во-вторых, за

стремлением к «политической базе» могло скрываться намерение

поддерживать переговоры, в какой-то мере способствовать стабилизации

отношений и тем самым предупредить новые неожиданные потрясения. В

Берлине эту формулу не без основания истолковали как выражение

минимального сомнения относительно «существования политической базы

для возобновления переговоров. Шуленберг с этой поры стал употреблять

выражение «политическая база», настаивая на том, чтобы нарком более

подробно изложил желания и намерения советского правительства. Посол

изложил свои пожелания на счет «политической базы» в докладе

Риббентропу, но в лихорадочной и нервозной атмосфере

Вильгельмштрассе, его предложения не встретили понимания. На данный

момент Риббентроп еще не считал, что нужно бороться за

«благосклонность Сталина», ибо поступившие из-за границы сообщения

казались ему благоприятными. В Англии премьер-министр Чемберлен как

раз 20 мая пришел к выводу, что он скорее «подаст в отставку, чем

заключит союз с Советами», а полпред Майский заявил в газете «Таймс»,

«что в свете последних английских высказываний у его правительства

нет никаких оснований на подписание соглашения». Встреча между

Гагифаксом и Боннэ / Деладье, состоявшаяся в тот же день в Париже, не

обещала единства в ближайшее время, хотя французская сторона,

ссылаясь на опасность полного советского поворота, настаивала на

заключении соглашения между тремя государствами. Из Японии посол Отт

докладывал, что военный министр Итагаки теперь, девять дней спустя

после начала Японией военных действий на монгольской границе,

неожиданно сообщил о решении вступить в запланированный военный пакт.

Беседы, проведенные Риббентропом и Гитлером с министром иностранных

дел, в известной степени гарантировали, что прибалтийские государства

будут послушно держаться германских интересов.

Под впечатлением этих представлений о собственной силе

Риббентроп просто не воспринял серьезно позицию Шуленберга, а решил

при первой же возможности отстранить «закостенелого» и излишне

принципиального посла, а в качестве посредников для контактов

использовать частных промышленников.

Гитлер, как видно, воспринял доклад Шуленберга более серьезно,

боялся, что из Москвы последует отказ, о том, как менялось его

отношение с СССР, свидетельствует его доклад 23 мая на совещании в

рейхсканцелярии, где он умышленно вычеркнул Россию из списка своих

врагов. До этого момента Гитлер колебался, но когда Чемберлен 24 мая

заявил, что по важным пунктам с Советским Союзом в общих чертах

достигнута договоренность, Гитлер решил сделать еще один шаг к

сближению. В тот же день Вайцзеккер получил указание узнать через

посольство в Москве, когда полпред Мерекалов возвратится в Берлин.

Смысл поручения был ясен: в Берлине на высоком уровне, в обход

германского посольства в Москве, задумали предпринять еще одну

попытку воспрепятствовать переговорам трех держав путем тактического

сближения с Советским правительством. 25мая Шуленберг ответил, что

Мерекалов, будучи депутатом, участвует в заседаниях Верховного

Совета, которые продлятся десять дней. Это было преувеличение, т.к.

сессия Верховного Совета намечалась на период с 25 по 31 мая.

Шуленберг намеренно не пытался ускорить германо-советский диалог,

полагая, что его быстротечность могла лишь навредить установлению

дипломатических контактов.

На следующий день, очевидно догадываясь о планах посла

Риббентроп передал Шуленбергу предписание проявлять больше

активности, если не удастся «быстро добиться» беседы с Молотовым,

провести ее с Потемкиным, или организовать через Хильгера и Микояна.

Прогресс в переговорах относительно англо-франко-русского союза

серьезно озаботил Риббентропа. Не обращавший ранее внимания на

доклады Шуленберга из Москвы, на данный момент министр иностранных

дел подхватил в свои руки инициативу в установлении контактов с СССР.

На этот раз сомнения в своевременности диалога охватили

Гитлера. Видя колебания фюрера, Риббентроп стал искать поддержки у

союзников. Однако, они тоже отнеслись к идее «навязчивого сближения»

отрицательно. Не одобрил Гитлер и инструкции, посланной в Москву

Шуленбергу. Вайцзеккер в тот же вечер, 26 мая, телеграфировал послу,

что, несмотря на имевшиеся другие соображения, в силе остается

прежнее «распоряжение об абсолютной сдержанности».

Но уже 27 мая новые известия о продвижении англо-франко-

русских переговоров заставили изменить решение. Риббентроп стал

добиваться согласия Италии на прямое посредничество в Москве в

интересах Германии. В отказе Японии он не сомневался.

Утром, 30 мая, по просьбе Вайцзеккера, на Вильгельмштрассе

пришел Астахов. Беседу предполагалось провести относительно торгового

представительства в Праге, однако проблема интересовала немецкую

сторону не сама по себе, а как повод к дальнейшим разговорам.

Вайцзеккер, отметив, что политику и экономику нельзя разделить,

согласно немецкой протокольной записи заявил следующее: «В немецкой

политической лавке России предоставляется довольно разнообразный

выбор – от нормализации отношений, до непримиримой вражды» и

добавил, что « украинский вопрос снимается», что сей вопрос, есть

порождение польской, а не германской политики. Советская сторона на

предложение Германии о сотрудничестве реагировала сдержанно. В конце

беседы Вайцзеккеру удалось заручиться обещание Астахова

проинформировать во всех подробностях об этом разговоре

правительство. Как показывают документы, данная попытка с

предложением изменении германской тактики. Послу вменялось держаться

следующей схемы – за исходную точку контактов выдавать советское

ходатайство, предоставить торговому представительству СССР в Праге

статус филиала торгового представительства в Берлине. К

рассмотрению этого вопроса подключился имперский министр иностранных

дел, который предоставил доклад фюреру: нормализация отношений

возможна при наличии обоюдной заинтересованности.

31 мая в Москве Молотов произнес свою первую речь, которую

ожидали во всем мире. Нарком иностранных дел обрисовал изменения в

международной обстановке после Мюнхенского соглашения.

Молотов представил подробные сведения о состоянии англо-

франко–советских переговоров. Предстоящего решения требовал вопрос о

гарантиях третьих стран

« Ведя переговоры с Англией и Францией, - сказал Молотов, мы

вовсе не считаем необходимым отказываться от деловых связей с

Германией и Италией. Еще в начале прошлого года по инициативе

германского правительства начались переговоры о торговом соглашении и

новых кредитах. Тогда со стороны Германии было сделано предложение о

предоставлении кредита в 200 миллионов марок. Поскольку об условиях

соглашения мы не договорились, то вопрос снят. В конце 1938 г.

германское правительство вновь поставило вопрос об экономический

переговорах. При этом с германской стороны была выражена готовность

пойти на ряд уступок… Переговоры… были прерваны. Судя по некоторым

признакам, не исключено, что переговоры могут возобновиться».

Слушавшие речь послы обеих стран «ОСИ», Шуленберг и Россо,

которые присутствовали в комиссии, сделали из казанного вывод, « что

Советский Союз, невзирая на сильное недоверие, и впредь готов

заключить договор с Англией и Францией, если все его требования будут

приняты».

Вскоре к установлению более тесных связей с Россией был

подключен Густав Хильгер – « культурный русский», с самого зарождения

Советского государства лично знавший его высших руководителей, имел

хорошие отношения с Микояном.

Беседа Хильгера с Микояном состоялась в четверг, 2 июня. В

этот день Советское правительство после тщательных консультаций и в

ответ на предложение западных держав от 27 мая представило готовый

проект соглашения. Однако спорным остался вопрос о прибалтийских

государствах. Чтобы урегулировать его английское правительство

направило в Москву молодого сотрудника Форинофиса Уильяма Стренга.

Его полномочия были также ограничены, как и способность вести

переговоры, все это еще более усугубило советское недоверие.

На таком фоне прошло зондирование Хильгера в Наркомате

внешней торговли СССР. В беседе Микоян высказал Хильгеру, что

нерешительный и резко меняющийся стиль поведения германской стороны

«поставил его в очень неловкое положение» перед правительством,

вследствие чего он «потерял охоту и желание разговаривать по этому

вопросу».

Изучение предложения о возобновлении экономических

переговоров, даже если отставить в стороне неопределенность и лежащий

в их основе политический расчет гитлеровского правительства, должно

быть, поставило Советское правительство перед трудными вопросами. С

одной стороны, хотелось воспользоваться предложенными выгодными

кредитами, и была нужда в технологии для создания и развития военной

промышленности, а с другой Советское правительство не было

заинтересовано в том, чтобы снабжать Германскую военную

промышленность важным в военном отношении сырьем.

А поскольку оно составляло основу германских интересов, то это

обстоятельство ограничивало советскую готовность к переговорам.

Немецкие военные планы на западе и востоке заставляли быть

максимально сдержанными.

Германскому руководству было известно, что для «собственного

воинского и промышленного развития Россия сама нуждалась в

большинстве видов сырья, включая нефтепродукты и марганец, которые

Германия хотела бы импортировать, и что, кроме того, Россия в

последние два года не выражала желания поставлять крупные партии

материалов, которые прямо или косвенно способствовали бы увеличению

военной мощи Германии…Немецкая сторона в свою очередь не было

расположена поставлять России военные материалы, станки и другие

изделия, предназначенные для создания промышленности по выпуску

боеприпасов.

7 июня в затяжной процесс зондирования включился Карл Шнурре,

руководитель восточноевропейской рефернтуры отдела экономической

политики МИД. После предварительной беседы Хильгера с Микояном, обе

стороны казалось пришли к согласию. Однако Хильгера неожиданно

вызывавают в Берлин. При возвращении в Москву, проведенные в Микояном

беседы оказались безрезультатными.

Тем не менее, заинтересованные круги в Берлине очень надеялись

на заключения торгового соглашения. Его перспективы сильно увлекали,

прежде всего, Геринга.

В рамках своей деятельности Шуленберг 17 июня посетил

советского поверенного в делах Астахова. В ходе беседы Шуленберг

обратил внимание Астахова на цель и смысл зондажа Вайцзенкера,

которые сводились к тому, что немецкая сторона «была готова к

нормализации и улучшению отношений в СССР, и что от Советского Союза

зависит сделать выбор. » Немецкий посол очень откровенно говорил с

Астаховым о германо-советских отношениях, и кое-что сообщил о своей

собственной инициативе. Шуленберг уведомил, что Берлин готов

сотрудничать в СССР в пределах возможного, и дал понять, что «лично

он приветствует требования Наркома «политической базы», но что СССР

следует отказаться от позиции недоверия и, наконец, объявить свои

условия. 26 июня в НКИД получил телеграмму поверенного в делах СССР и

Италии о его беседе с итальянским министром иностранных дел Г. Чияно.

Последний упомянул о существовании «плана Шуленберга». Чияно сказал,

что Шуленберг, находясь в Берлине, предложил стать на путь

решительного улучшения германо-советских отношений.

28 июня Шулунберг во второй раз встретился с Молотовым. В

доказательство изменившегося отношения Германии к Советскому союзу

Шуленберг привел пакты о ненападении с Эстонией и Литвой. Он дал

понять, что признает «деликатный характер» вопроса Прибалтийских

государств, но не считает, что подписание данных договоров не

является шагом «неприятным для СССР». Молотов, воздержался от какой

бы то ни было политики, и выразил сомнение в постоянстве германских

намерений и напомнил о расторжении германо-польского пакта о

ненападении. Обсуждение коснулось и русско-германского договора от

1926 года, который был продлен Гитлером в 1933 году.

Астахов спросил, не находит ли посол, что заключенные в

последнее время договора, например «антикоминтерновский пакт»,

находятся в противоречии с германо-советским договором 1926 г.

Шуленберг стал уверять, что не следует возвращаться к прошлому.

В этот период германское посольство в Москве видело свою

основную задачу в том, чтобы, несмотря на резкое ограничение своих

возможностей к переговорам из-за указаний Гитлера от 29 и 30 июня,

поддержать едва начавшийся германо-советский обмен мнениями. У

служащих немецкого посольства сложилось мнение, что предстоят

изменения в личном составе, по-видимому, Гитлер был недоволен работой

дипломатов.

Ю. Шнурре отмечал в подготовленный им 30 июня записке, что

главной причиной сдержанных позиций советской стороны является,

должно быть, нежелание одновременно с происходящими в Москве

переговорами с англичанами и французами вести также переговоры с

Германией.

Вскоре Германия прибегла к помощи союзников. В Москве контакт

с Наркоматом иностранных дел установил его итальянский коллега. В

беседе с Потемкиным 4 июля Россо намекнул на последнюю беседу

Шуленберга с Молотовым и на немецкое желание нормализации отношений.

В беседе Потемкин проявил крайнюю сдержанность. 7 июля 1939 года

германское посольство в Москве получило указание выступить с

предложением по экономическим вопросам. Берлин выражал готовность

предоставить кредит СССР в размере 200 млн. рейхсмарок для размещения

в Германии советских заказов. Три дня спустя советник посольства в

Москве Г. Хильгер передал эти предложения Наркому внешней торговли

А.И. Микояну. Ведение переговоров по этому вопросу было поручено

зам. торгпреда СССР в Германии Е.И. Бабарину.

С этим германо-советские переговоры, хотя и медленно, пришли в

движение. 10 июля 1939 года Хильгер сообщил Микояну германское

решение. 16 июля 1939 г. Микоян известил Хильгера о том, что

некоторые вопросы требовали дополнительного разъяснения, и что он

поручил заместителю руководителя советского торгового

представительства в Берлине Бабарину разобраться с ними.

В это время на Вильгельмштрассе за переговоры с Россией

решительнее всего выступал отдел экономической политики. Именно там

для Шуленберга были составлены новые инструкции, с которыми тот

должен был обратиться к Сталину.

Следующим этапом на пути к сближению был личный прием у

Гитлера советского поверенного в делах. По приглашению статс-

секретаря Астахов в этом году впервые поехал в Мюнхен на фестиваль

германского искусства. Гитлер использовал этот повод, чтобы

представителя Сталина в Германии, к которому и так "относились с

особым вниманием", лично поприветствовать с подчеркнутой любезностью,

учитывая осложнявшуюся изо дня в день международную обстановку.

Именно в таких условиях советское правительство решило пойти

навстречу неоднократным немецким предложениям. Уже 21 июля было

объявлено о возобновлении экономических переговоров. Советские

газеты сообщали, что переговоры в Берлине с советской стороны ведет

"т. Бабарин, от германской стороны - г. Шнурре". Шуленберг,

докладывая в МИД Германии и ранее отмечал, что советское

правительство решило четко отделить политические переговоры (в

Москве) от экономических (в Берлине) и не допустить, чтобы последние

были истолкованы как политические переговоры и средство давления

на западные державы. Ни Молотов, ни Микоян в последних беседах не

употребляли словосочетание "политическая база".

Когда в последующие дин из Москвы просочились сведения, что

политические переговоры с западными державами формально завершились

24 июля в парафировании проекта договора и что западные страны

теперь готовы приступить в Москве к переговорам о военной конвенции.

Гитлер окончательно решил захватить инициативу по отношению к

Советскому Союзу. По словам очевидца Клейста - именно с этого момента

Гитлер немедленно поручил министру иностранных дел окончательно

перевести стрелки на сближение со Сталиным.

25 июля 1939 г. он пригласил обоих высокопоставленных

советских представителей в Берлине - Астахова и Бабарина вечером 26

июля на ужин в отдельный кабинет элегантного берлинского

ресторана "Эвест". В беседе Шнурре конкретно ставил вопрос о

продлении или освежении советско-германского политического договора.

Однако, как отмечал в докладной записке Шнурре, что пассивная

позиция русских обуславливалась, по-видимому тем, что в Москве еще

не принято никакого решения. В разговоре он также заявил, что

запланированное выступление Германии против Польши не должно

привести к столкновению интересов Германии и Советского Союза.

Германия будет уважать целостность Прибалтийских государств и

Финляндии, а также учитывать жизненно важные русские вопросы,

причем дружественные германо-японские отношения не затронут Россию, а

будут обращены против Англии.

Астахов, по-видимому, не только удивлялся глобальному

характеру немецкого предложения, он еще не верил ни изложенной

точке зрения, ни самому собеседнику. По результатам этой важной

встречи он направил письмо Потемкину. В нем он писал, что Шнурре

всячески пытается уговорить советскую сторону пойти на обмен

мнениями относительно будущего сближения и ссылался при этом "на

Риббентропа как инициатора подобной постановки вопроса, которую

будто бы разделяет и Гитлер".

"Я мог бы отметить, - продолжал Астахов, - что стремление

немцев улучшить отношения с нами носит упорный характер и

подтверждается полным прекращением газетной и прочей кампании против

нас. Я не сомневаюсь, что если бы мы захотели, мы могли бы втянуть

немцев в далеко идущие переговоры, получив от них ряд заверений по

интересующим нас вопросам. Какова была бы цена этим заверениям и на

столь долгий срок сохранили бы они свою силу - это разумеется,

вопрос другой".

Ответная телеграмма Молотова от 28 июля В.М. Молотов послал

Г.А. Астахову еще одну телеграмму, в которой были соображения по

поводу советско-германских отношений "если теперь немцы искренне

меняют вехи и действительно хотят улучшить политические отношения

с СССР, то они обязаны сказать, как они представляют конкретно

это улучшение... Дело зависит здесь целиком от немцев".

Германское правительство не устраивало неопределенность

исхода такой встречи. Она побуждала Риббентропа продолжать

увеличивать пакет территориальных предложений, с помощью которых

немецкое руководство стремилось склонить Советское правительство к

заключению соглашения и компенсировать его нейтралитет в польском

вопросе.

В условиях такого усиленного сватовства позиция посла в

Москве оказалась в центре интересов Гитлера. Шуленберг, должно быть

понял, что его представления о советско-германском примирении в

корне отличались от представлений Гитлера. Если Шуленберг

стремился к восстановлению с Советским Союзом прежних добрых

отношений, то Гитлер с помощью договора с СССР намеривался купить

согласие Сталина на немецкое вторжение в Польшу.

Посол отреагировал тем, что с этого момента стал интенсивнее

тормозить предложенный Берлином форсированный темп и еще сильнее

подчеркивать советское недоверие, рассчитывая тем самым направить

переговоры в более медленное, но надежное русло.

1 августа английское правительство объявило о сформировании

британской военной миссии. С точки зрения Риббентропа следовало

максимально поторопиться. 2 августа Ю. Шнурре информировал Ф.

Шуленберга, что "проблема Россию рассматривать здесь в политическом

плане с исключительной срочностью".

Поэтому министр дал указание пригласить 2 августа 1939 г. на

Вильгельмштрассе советского поверенного в делах. По пути к

германской резиденции Астахов мог простым глазом заметить наличие в

Берлине и окрестностях всевозможных частей, не входящий в состав

местного гарнизона. От своих французских и английских коллег он знал

о начавшихся перебросках германских войск в направлении восточной

границы, особенно в Силезии. До германского нападения на Польшу

оставалось немного времени.

На продолжавшейся больше часа встрече Риббентропа совершенно

недвусмысленно подтвердил предложения, сделанные Шнурре, и выразил

"германское желание" кардинального преобразования отношений. Он

подчеркнул, что считает это возможным при двух предпосылках: взаимное

невмешательство во внутренние дела друг друга, и отказ от политики,

идущей вразрез с жизненными интересами Германии (это подразумевало

под собой отказаться тот тройственного пакта между Англией и

Францией).

Далее Риббенторп подчеркнул, что в зоне Балтийского моря есть

место для обоих и что русские интересы вовсе не обязательно должны

столкнуться с немецкими.

Немецкое правительство выразило также готовность «договориться

с Россией о судьбе Польши». В связи с наметившимися военными

действиями против Польши Риббентроп предложил СССР в качестве

компенсации за его невмешательство урегулировать три важнейшие для

него в этот момент проблемы. Речь шла о проблеме германской кампании

в Польше, которая из-за советско-польского пакта о ненападении могла

привести к столкновению Германии с СССР, на втором месте стояла

проблема Прибалтики, которая в это время стояла на первом плане

советских интересов безопасности. При согласии СССР на переговоры на

предложенной основе Риббентроп обязался соблюдать строжайшую тайну.

Поскольку Советское правительство в течении нескольких

последующий дней продолжало молчать, возник план, хотя бы в связи с

более успешными экономическими переговорами, выработать какое-то

письменное обязательство, которое связало бы Советскому правительству

руки на тат случай, если к моменту нападения на Польшу не удалось бы

достичь политического соглашения.

3 августа Шнурре пригласил Астахова для уточнения некоторых

деталей. В беседе он предложил включить в преамбулу «дополнительный

секретный протокол», к запланированному экономическому соглашению

пункт о «политических намерениях».

Отсутствие положительной советской реакции вновь породило у

Риббентропа и Гитленра колебания и сомнения. Теперь свои надежды они

связывали с послом Шуленбергом и с его завоеванным доверием у

Советского правительства.

Шуленбегу делается поручение «немедленно» запросится на прием

к Молотову и поторопить его с ответом на соображения Риббентропа. По

ходу беседы посол призвал не ворошить прошлое, а думать а «новых

путях».

4авлуста Шубенберг доложил в Берлин свой вывод: СССР

«преисполнен решимости договориться с Англией и Францией». Шуленберг

докладывая своему МИДУ, что «как стало известно от английского

источника, военные миссии с самого начала имели инструкцию вести

работу в Москве в замедленном темпе и по возможности затянуть ее до

октября».

В начале августа в трехсторонних переговорах наступила

затяжка. Причиной тому была проблема, связанная с определением

«косвенной агрессии». Советское недоверие к английскому ведению

переговоров получило импульс 3 августа, когда германский посол в

Лондоне Герберт фон Дирксен приступил к широкомасштабным переговорам

относительно германо-английского компромисса. На этих переговорах, по

мнению советской стороны, печь шла о новом «переделе мира».

3 августа Советское правительство решило выслушать германского

посла, давно ожидавшего аудиенции. Беседа длилась один час и

пятнадцать минут. Во время нее Нарком иностранных дел по донесению

Шуленберга, впервые «оставил привычную пассивность и показал себя

необычно заинтересованным».

По записи Шуленберга, он (Шуленберг) изложил основные пункты

полученной инструкции: заявление о Прибалтике, к польскому вопросу и

о готовности Германии положить коне3ц японской агрессии против СССР.

В отношении Прибалтики, включая Литву, посол подчеркнул германскую

готовность сориентировать позицию таким образом, чтобы обеспечить

жизненные советские интересы в Прибалтике.

Молотов подчеркнул, что не Германское, а Советское

правительство постоянно выступало за заключение выгодного

экономического договора. Он отверг жалобы Шуленберга на ухудшение

тона советской прессы в отношении Германии как « необоснованные

» и заметил, что для разрядки обстановки необходимо

постепенное улучшение культурных связей. Как пояснил Молотов,

его правительство также желает «нормализации и улучшения

отношений » с Германией, однако возложил вину в ухудшении отношений

исключительно на Германское правительство. Он упомянул

несколько причин – антикоминтерновский пакт и «стальной пакт»,

поддержку, которую оказывала Германия Японии и отстранение СССР

Германией от международных конференций (особенно в Мюнхене).

Последний пункт свидетельствовал о желании Советского

правительства выйти из изоляции и на будущих международных

формулах иметь возможность отстаивать собственные интересы.

Как сообщил МИД Германии Шуленберг, позиция Молотова

хотя и продемонстрировала «большую готовность к улучшению

германо – советских отношений, однако в ней проступало и «

старое недоверие к Германии ».

Общее впечатление посла сводилось к тому, « что Советское

правительство полно решимости договориться с Англией и Францией

». Он полагал, что его сообщения «произвели впечатление » на

Молотова, и вместе с тем считал, что «с нашей стороны» потребуются

значительные усилия, чтобы добиться перелома у Советского

правительства.

Итак, до 8 августа соответствующих официальных переговоров

не велось, слово «переговоры» возникает в телеграмме Молотова

Астахову 11 августа. « Перечень объектов, указанных в вашем

письме от 8 августа , нас интересует - гласит ее текст . –

Разговоры о них требуют подготовки и некоторых переходных

ступеней от торгово - кредитного соглашения к другим вопросам .

Вести переговоры предпочитаем в Москве ».

Торгово–кредитное соглашение было подписано утром 20

августа . 8 августа 1939 г. в письме Молотову Астахов

«позволяет себе сделать кое – какие предложения насчет тех

объектов возможных политических разговоров , которые имеют

ввиду немцы ». Изложив свое понимание программы Астахов

указывал на немецкое желание Берлина «нейтрализовать нас в

случае войны с Польшей без гарантий «всерьез и надолго

соблюдать соответствующие эвентуальные обязательства ».

На дальнейшие шаги относительно политических соглашений

Сталин пока не решался . Вечером 10 августа на

Вильгельмштрассе в беседе со Шнуре Астахов от имени своего

правительства отклонил немецкое предложение о дополнительном

секретном протоколе или же о политической преамбуле к

запланированному экономическому соглашению. Но отвечая на

настойчивые просьбы Шнуре обещал , что поставит этот вопрос

на обсуждение в правительстве . 12 августа Астахов получил

телеграмму Молотова в которой Советское правительство

соглашалось на предварительные переговоры в Москве .

В тоже время, когда английская военная миссия

проводила переговоры в Кремле , в Лондоне начались переговоры

с Берлином , которые приобретали характер «английской двойной

игры ». Советское правительство и не подозревало , что за той

медлительностью, с которой англичане вели военные переговоры

в Москве на самом деле скрывается подготовка «второго Мюнхена

» для Польши .

12 августа, через полпредство СССР в Берлине немцы

были извещены о согласии советской стороны принять их

предложение о «поэтапном обсуждении экономических и других

вопросов .

14 августа Шеленберг поручил директиву из Берлина , и

передал ее Молотову В.М. В ней были изложены основные

направления и задачи Германо – Советского сотрудничества , а

также немецкое руководство изложило свою готовность прибыть в

Москву, чтобы лично изложить И.В. Сталину соображения фюрера .

Согласно немецкой записи по поводу визита Риббентропа в

Москву Молотов высказался за предварительную подготовку , и

поинтересовался в какой мере истины доведенные в конце июля

до Москвы через министра иностранных дел Италии Чиано

сведения о готовности немцев на Японию , в плане улучшения

Русско – Японских отношений , а также предложить СССР

заключить пакт о ненападении и предоставить совместные

гарантии Прибалтийским государствам.

б) Предложение Германией пакта о ненападении.

(15 августа – 20 августа)

Между тем англо-советские переговоры натолкнулись на

непреодолимое препятствие. Руководитель советской делегации

маршал Ворошилов уделял внимание вопросу о проходе советских

войск через территорию Польши и Румынии с целью соприкосновения с

противником. Вскоре этот вопрос стал исходным для продолжения

дальнейших переговоров, Ворошилов не раз уточнял, – будут ли

советские вооруженные силы пропущены по Виленскому коридору? В

ответе последовало, что Польша и Румыния как самостоятельные

государства должны сами дать разрешение на проход советских войск.

16 августа Ворошилов предложил прервать переговоры до получения

ответа на вопрос.

Решающим в этой беседе было то, что Советское правительство

резко изменило позицию, впервые высказав свои пожелания. Они были

точны, конкретны и заключались в следующем: - пакт о ненападении с

Германией, - совместные гарантии нейтралитета Прибалтийских

государств, - отказ Германии от разжигания японской агрессии и вместо

этого оказание влияния на Японию с целью прекращения ею пограничной

войны, - заключение соглашения по экономическим вопросам на широкой

основе.

В своей инструкции от 16 августа Риббентроп пошел навстречу

пожеланиям Советского правительства, уверяя, что «выдвинутые

господином Молотовым пункты … совпадают с желаниями Германии».

Он сообщил, что может дать следующие обещания:

-Германия готова заключить не подлежащий расторжению пакт о

ненападении на 25 лет; - готова дать совместные гарантии

Прибалтийским государствам;

-она готова употребить свое влияние для улучшения и

консолидации советско-японских отношений.

«С учетом складывающейся обстановки» Риббентроп выражал

желание прибыть в Москву 18 августа с исчерпывающими полномочиями для

обсуждения всего комплекса вопросов и подписания, если представится

возможность, договоренностей.

В ответ Молотов, согласно отчету Шулеберга о беседе, возложил

ответственность за плохое состояние отношений между странами на

Германию. Но теперь, как полагал советский нарком, ситуация

существенно изменится.

Далее шло повторение принципа мирного сосуществования и

утверждение, что для установления новых, улучшенных политических

отношений уже сейчас возможны серьезные практические шаги в этом

направлении: первым шагом могло быть заключение торгово-кредитного

соглашения, а вторым шагом через короткий срок могло быть заключение

пакта о ненападении с одновременным приятием специального протокола.

Это было первое с советской стороны упоминание о специальном

протоколе. Еще в телеграмме Астахову то 7 августа Молотов указывал на

неуместность того, чтобы данное соглашение имело «секретный

протокол», однако многократные заверения официальных немецких

представительств в уважении интересов СССР все же подтолкнули

Советское правительство к формализации этих намерений. Молотов

считал, что содержание протокола должно быть предметом обсуждения,

однако советское правительство предлагало сделать практическую работу

по подготовке договора без особого шума, чтобы перед приездом

Риббентропа в Москву получить уверенность, что переговоры обеспечат

достижение определенных решений.

Германский проект пакта о ненападении Молотов деликатно оценил

как «ни в коем случае не исчерпывающий». Советское правительство

хотело бы, чтобы в качестве образца был взят один из пактов,

заключенных Советским правительством с Прибалтийскими государствами.

Инициатива в состоянии секретного протокола была возложена на

германскую сторону. На настойчивые пожелания Шуленберга о скорейшем

заключении пакта Молотов оставался непоколебим и ссылался, что ему

необходимы на то дополнительные инструкции.

Явившись к В. М. Молотову очередной раз 19 августа Ф.

Шуленберг прежде всего извинился за настойчивость, с которой он

добивался приема. Он сказал, что существует опасность конфликта между

Германией и Польшей. «Положение настолько обострилось, - продолжал

посол, - что достаточно небольшого инцидента для того, чтобы возникли

серьезные последствия. Риббентроп думает, что еще до возникновения

конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между СССР и Германией,

так как во время конфликта это сделать будет трудно».

Шуленберг покинул Молотова примерно в 15 часов после часовой

«безрезультатной» беседы. В 15.30 в этот же день 19 августа в

посольство поступило сообщение, что посла просят снова посетить

Молотова в Кремле. Во время это визита нарком сообщил, что он

проинформировал свое правительство и для облегчения работы передал

советский проект договора. После того как текст проекта был зачитан,

Молотов сообщил, что Риббентроп мог бы приехать 26-27 августа, после

подписания соглашения о торговле и кредитах. Молотов завершил беседу

замечанием: «Вот это уже конкретный шаг!»

Германская сторона объясняла этот пришедший менее чем в

течение часа поворот в позиции Молотова внезапным вмешательством

Сталина.

До этого времени Сталин медлил давать указание о подписании

уже парафированного торгово-кредитного соглашения, то есть сделать

первый шаг на пути дальнейшего германо-советского сближения. «Он

использовал торгово-кредитное соглашение в качестве тормоза, выжидая,

не сможет ли он еще заключить соглашение с англичанами и французами.

19 августа последовал отказ поляков. В ночь с 19-го на 20-е он дал

указание подписывать».

Надежда на сдерживание японской агрессии стояла в центре

советского проекта пакта о ненападение. Он состоял из пяти статей и

постскриптума, в котором упоминался «особый протокол», который

объявлялся «составной частью пакта».

Когда посол Шуленберг в ночь с 20 на 21 августа направил этот

проект договора в Берлин он испытывал чувства, что его надежды,

наконец оправдались – «Это дипломатическое чудо!»

Рождение пакта Гитлера-Сталина

(21-23 августа 1939г.)

Телеграмма, которую Гитлер направил Сталину в воскресенье 20

августа 1939г, явилась плодом прямо-таки лихорадочных поисков

последних возможностей изоляция Польши. Ее путь сопровождался рядом

сдерживающих моментов, в которых можно усмотреть сознательное

стремление задерживать это послание. Бергоф телеграмма покинула в 16

часов 35 минут, из Берлина ушла в 18 часов 45 минут. В Москву

предупреждение о посылке телеграммы поступило в 20 часов 50 минут- в

момент, когда германскому послу уже не удалось добиться приема на

следующее утро в Наркомате иностранных дел. Судя по всему, Наркомдел

решил помедлить с ответом на полученную утром 21 августа из

германского посольства просьбу о безотлагательном приеме посла для

передачи послания рейхсканцлера и лишь после полудня назначил время

запрашиваемой аудиенции на 15 часов, к этому времени военные

переговоры, начавшиеся в 11.00 продолжались уже несколько часов. К

моменту приема германского посла Советское правительство должно было

получить полную ясность относительно успеха или неуспеха

возобновленных военных переговоров.

В это же самое утро 21 августа Советское правительство

выразило по адресу представителей Англии и Франции своеобразное

предостережение: «Правда» и «Известия» опубликовали сообщение ТАСС о

заключении торгово-кредитного соглашения. В этом подробном сообщении

проступало стремление Советского правительства избежать упреков в

секретных переговорах с агрессором, Москва также указала своим

западным партнерам на перспективы дальнейшего советско-германского

сотрудничества.

Несмотря на предостережение, переговоры возобновились в мало

изменившихся условиях. Накануне, 20 августа, провалилась еще одна

попытка Франции склонить Варшаву к признанию права СССР на проход

советских войск через территорию Польши.

Военные переговоры этого дня длились с 11 часов 03 минут до 17

часов 25 минут и трижды прерывались. В паузах между переговорами

Сталин принимал доклады об актуальном развитии событий, стремясь

безотлагательно, на основе получаемой информации определять свою

позицию в отношении германской стороны. Такой педантичный подход

выдавал его прямо-таки желание исчерпать до конца все возможности,

таящиеся в переговорах, и избежать преждевременной переориентации на

предложение Германии.

Во время первой паузы Ворошилов проинформировал о неудачном

начале переговоров, а уже во время второй паузы Сталин дал указание

уведомить германское посольство о том, что аудиенция послу Шуленбергу

назначена на 15 часов.

Шуленберг был принят Молотовым. Сославшись на «исключительную

важность и крайнюю неотложность» дела, посол передал народному

комиссару телеграмму Гитлера. Телеграмма содержала обращение:

«Господину И.В. Сталину, Москва.»

В15.30 Молотов связался со Сталиным, чтобы зачитать ему текст

личного послание Гитлера. Перед лицом беспрецедентной немецкой

предупредительности, Сталин решил действовать без промедления: он

приказал прервать переговоры на неопределенный срок.

В 16 часов Ворошилов в качестве ответа на заявление двух

западных военных миссий зачитал заявление советской стороны, в

котором были перечислены критические вопросы переговоров и выражено

сомнением в серьезности стремлении Франции и Англии к сотрудничеству.

В то время как Ворошилов зачитывал советское заявление, Сталин

формулировал ответ на телеграмму Гитлера. В своем послании он

ограничился краткими сообщениями, из которых было видно, что он

осознал обусловленность в повороте курса Гитлера, одновременно он

подчеркнул и свой взгляд на характер сближения: «Согласие германского

правительства на заключение пакта ненападения создает базу для

ликвидации политической напряженности и установления мира и

сотрудничества между нашими странами». Свой ответ он закончил

выражением согласия советского правительства на приезд в Москву г.

Риббентропа 23 августа.

21 августа Гитлер обсудил с Риббентрапом дальнейшие действия.

Были по всех деталях рассмотрены вопросы предстоящих переговоров и

определена германская позиция.

Основными пунктами совместного обсуждения были с одной

стороны, пакт о ненападении как таковой, а с другой- подписание

протокола.

Выработка линии поведения в рамках соображений относительно

дополнительного протокола позволила уточнить германское обещание

«между Балтийским и Черным морями любой вопрос будет решаться в

согласии».

Предпринятое в этот вечер разграничение сфер интересов

предусматривало, что Германия должна заявить о политической не

заинтересованности в значительной части областей Восточной Европы и

согласиться с переходом в сферу интересов СССР территорий, которых

Российская империя лишилась в результате первой мировой войны.

В своем стремлении заручиться согласием Сталина и довести дело

подписания пакта, Гитлер сделал еще один важный шаг в конкретизации

выдвинутых предложений, наделив Риббентропа полномочиями уступить всю

Юго-Восточную Европу, а именно: при необходимости вплоть до

Константинополя и Проливов.

Вторым решение, принятым в ходе беседы в этот вечер, можно

считать придание дополнительному протоколу секретного характера.

Текстом протокола занимался сотрудник рейсхканцелярии Гаус,

набрасывая его проект уже в самолете в Москву. Редакция самого пакта

продолжалась всю ночь перед отлетом в кенексбергском отеле. Уже после

войны, в Нюрнберге, Риббентрон заявил, что «посол Гаус… вместе со

мной разрабатывал договоры».Основываясь на этом свидетельстве,

адвокат д-р Зайдель выдвинет в защиту Риббентропа тезис о том, что

«народный комиссар иностранных дел Молотов и господин фон Риббентроп

подписали этот секретный договор в том виде, как он был разработан

послом Гаусом».Секретный дополнительный протокол-вопреки

высказывавшимся до сих пор предположения- исходил от германской

стороны.

Прием, оказанный делегации Риббентропа в московском аэропорту,

выдавал сомнения Советского правительства относительно исхода этого

протокола. В приеме участвовали заместитель наркома иностранных дел

Потемкин, несколько высокопоставленных советских чиновников и послы

Шуленберг и Росса.

На первую встречу Риббентроп отправился в сопровождении посла

и переводчика. В Кремле три названных представителя были проведены в

длинный кабинет, где их ожидали Сталин и Молотов. Позже присоединился

В. Павлов, молодой русский переводчик, которого предпочел сам Сталин.

Риббентроп, вступив в разговор, долго распространялся о

«желании Германии… наставить германо-советские отношения на новую

основу…»

Он подчеркнул также заинтересованность своего правительства,

чтобы добиться взаимопонимания с Россией на максимально длительный

срок.

Сталин выступал кратко и немногословно, в беседе также

обнаружил свое желание достичь взаимопонимания с Германией. Таким

образом, Риббентроп очень скоро перешел от обмена мнениями к

обсуждению пакта как такового и затем и секретного протокола.

Основной вопрос, который более всего интересовал советскую сторону,

были планы Германии относительно Польши. Риббентроп неоднократно

заверял Сталина о стремлении Германии урегулировать мирным путем

конфликт с Польшей. На случай возникновения германо-польского

конфликта, который при сложившимся положении нельзя было исключать,

была согласована демаркационная линия . Теперь территории, за проход

через которые с целью обеспечения безопасности, боролась советская

делегация на переговорах с западными миссиями, были гарантированы

Советскому Союзу без особых усилий.

Вторая встреча началась в 22 часа и целиком посвящалась

обсуждению пакта и секретного протокола.

В отношении пакта совместная итоговая редакция текста не

представляла трудностей, поскольку Гитлер в принципе принял советский

проект. Несмотря на пожелания Риббентропа включить в преамбулу фразу

о германо-советской дружбе, Сталин решил придерживаться прежней

формулировки и призвал учитывать общественное мнение.

Статья 1 по своему содержанию совпадала со ст.1 советского

проекта. Во второй статье германской стороне удалось настоять на

своей формулировке, в которой отразилась особенность этого соглашения

о нейтралитете, которое должно было действовать независимо от

характера войны.

Статья 3 учитывала также пожелание Гитлера, чтобы Советский

Союз ни под каким видом, например, на основании обязательств в

отношении Польши или Франции – не оказался втянутым в предстоящий

конфликт. Новой была статья 4. В ней нашло свое воплощение стремление

германской стороны нейтрализовать СССР. Статья определяла, что ни

одна из договорившихся сторон «не будет участвовать в какой-нибудь

группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против

другой стороны». В двух аспектах эта статья не принесла Гитлеру

никакой выгоды. Она наложила ограничения на отношения с Японией,

антикоминтерновской пакт утратил свою силу. Однако широкая

формулировка статьи позволяла иные интерпретации договоров (пример

тому Советско-югославский договор 1941 г., тройственный пакт

Германии, Италии и Японии).

Риббентроп обращался к Сталину с вопросом о том, как

согласуется пакт с русско-французским договором 1936 года. Сталин

ответил, что над всем превалируют русские интересы. Можно

предположить, что намерением Германии было добиться, чтобы ССС счел

договор о ненападении с Францией утратившим силу. Тем самым для

Германии был открыт путь не только в Польшу, но и во Францию.

От содержавшегося в светском проекте поскриптума в котором

указывалось на содержание протокола обе стороны отказались.

Германия по просьбе Москвы взяла на себя эвакуацию советской

колонии в Финляндии. Более того, впоследствии Германия предлагала

свои услуги в обслуживании и ремонте советских подводных лодок,

действовавших в Балтике. Но нельзя здесь не упрекнуть рейх в ведении

двойной игры. Как стало известно, германское правительство

компенсировало шведскому промышленнику М.Валленбергу, поставки

вооружения финской армии. Германия, также как Англия и Франция была

заинтересована в затягивании войны.

Параллельно с договорами о ненападении и договорами о дружбе и

границах между Германией и Россией был подписан ряд торговых

договоров. На протяжении года велись переговоры о аэро воздушной

линии между СССР, Германией и Японией, которая бы обслуживалась

Аэрофлотом в СССР и Люфтганзой в Германии. 22 декабря 1939 года

"Молотов сообщил Шуленбергу, что воздушное соглашение между

Аэрофлотом и Люфтганзой утверждено и его можно подписать хоть

сегодня." Подписание состоялось 28 декабря 1939 года.

ОСЛОЖНЕНИЕ ГЕРМАНО-СОВЕТСКИХ

ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ

(СЕНТЯБРЬ 1939 Г. - 22 ИЮНЯ 1941 Г.)

С 1 сентября 1939 года до июня 1941 года советско-германские

отношения развивались в духе договора о ненападении. Но с весны 1940

года они характеризовались охлаждением отношений и взаимным

недоверием.

Уже 17 декабря 1939 г. Шуленберг заявил, что в водах Финского

залива обстреляны 3 германских парохода. Германское правительство

считает, что это были советские военные суда, Молотов, однако,

опроверг эти заявления. Тень подозрения прокралась в дипломатические

отношения обоих стран, их основной тактикой стала так называемая

"двойная игра".

Весной 1940 г. в Москве из достоверных источников стало

известно, что вермахт наращивает вилы на границах Советского Союза.

На запрос советского правительства о причинах военных перемещений,

Гитлер уклончиво дал ответ под благовидным предлогом военных учений.

В мае в Москву приехал новый посол Англии С. Криппс. Сталин,

учитывая складывающуюся обстановку, сразу дал согласие на прием

английского посла. С этим приемом была организована недвусмысленная

демонстрация: кабинеты Сталина и Молотова располагались на одном

этаже. 1 июня поверенного в делах фон Типпельскирха вызвали к Наркому

иностранных дел Молотову, пришлось довольно долго сидеть в приемной.

И вдруг мимо него прошел прямо в кабинет Сталина британский посол

Криппс и был принят, имел продолжительную беседу. Поверенный забил

тревогу - в Москву возвратился Шуленберг. Около двух недель посол

добивается аудиенции у Молотова, а когда наконец был принят, то

первым его вопросом стал интерес, чем вызван визит британского посла.

Молотов ответил, что это политический шаг Черчиля к установлению

более тесных отношений и этим советский наркомдел дал понять, что у

его правительства еще есть выбор.

После поражения Франции Сталину стало ясно, что Германия будет

отходить от своей заинтересованности в нейтралитете Советского

Союза. 25 июня 1940 года через британского посла С. Криппса Черчиль

направил личное послание с предложением улучшения отношений между

обоими странами.

Поражение Франции резко изменило соотношение сил не только на

европейском континенте, но и повлияло на их расстановку в глобальном

масштабе, придало новое направление мировому развитию. Во время

германского наступления на западе в июне 1940 г. сталинское

руководство приступило к реализации тех договоренностей, которые

содержались в секретных протоколах к советско-германскому пакту 1939

года.

23 июня 1940 г. в газете "Известия" в заявлении ТАСС "о

советско-германских отношениях" опровергло слухи о сосредоточении

советских дивизий на литовско-германской границе. В связи с этим ТАСС

еще раз подчеркивал, что "добрососедские отношения сложившиеся между

СССР и Германией в результате заключения пакта о ненападении основаны

на конкретных государственных интересах".

Фактически это была декларация о неизменности

внешнеполитического курса СССР, и соблюдении нейтралитета по

отношению к воюющим державам. Это в некоторой степени относилось к

Великобритании, которая весной и летом не предпринимала

дипломатического усилия в сближении с СССР.

В высших политических кругах Великобритании в то время

заводились разговоры о решающей роли СССР в борьбе с гитлеризмом,

будет ли Россия снабжать Германию сырьем и продовольствием.

Прогрессивные партии склонялись к союзу с СССР. Об этом не раз

сообщал из Лондона посол Майстит. Активными сторонниками сближения

был У. Черчиль.

Прекратив дипломатические отношения с эмигрантскими

правительствами стран Чехословакии, Бельгии, Нидерландии, Дании,

Норвегии, Греции Советское правительство сочло возможным поддерживать

политические отношения марионеточными правительствами стран

оккупированных Гитлером. В декабре 1940 г. с правительством

независимого словацкого государства был подписан ряд договоров. 18

сентября 1940 г. соглашение о товарообороте и платежа подписано между

СССР и марионетным правительством Дании. При посредстве советника

германского посольства в Москве Хильгера подобные экономические

соглашения подписаны с Бельгией и Норвегией.

8 сентября 1939 года после захвата Польши министр торговли и

промышленности Болгарии Ножузаров довел до сведения Н.И.Праслова, что

Болгария готова вступить с СССР в торговые отношения.

Таким образом, внешняя политика СССР в отношении

оккупированных Германией стран на международной политической арене

выглядела как признание законности германской оккупации. Именно тот

факт и дал повод для рассуждений о сговоре Гитлера со Сталиным,

которые активно пропагандировался на Западе.

Встречаясь 1 июля 1940 года с английским послом Криппосом,

Сталин подчеркивал свою уверенность в заинтересованности Германии в

поддержке с СССР дружественных отношений.

Позиция германского руководства была совершенно иной. С конца

июня 1940 года, то есть сразу после поражения Франции в Германии

начались штабные разработки возможных военных действий против СССР.

31 июня 1940 года на совещании в Бергхофе Гитлер в присутствии

руководствующего состава германских вооруженных сил сформулировал

цели войны (после разгрома России Германия установит полное

господство в Европе и на Балконах) задачу и сроки нападения (весна

1941 г.). В июне месяце Риббентроп направил Сталину личное письмо с

приглашением в Берлин для выяснения спорных вопросов. Советское

правительство дало свое согласие. Осенью Риббентроп отправил еще одно

письмо, в котором предлагал официально присоединится России к

"тройственному соглашению" Германии, Японии и Италии.

27 сентября 1940 года это соглашение было заключено. При

подготовке текста Берлин проявил заинтересованность в том, чтобы оно

не рассматривалось, как заключенное против СССР. Сам факт заключения

соглашения противоречил советско-германскому пакту от 1939 г., т. к.

СССР не вошел с состав договаривавшихся стран. На неоднократные

требования советского правительства поверенный в делах Типпельскирх

ознакомил Молотова с краткой информацией по пакту. Однако Советское

правительство это не устраивало, Молотов ссылаясь на статьи советско-

германского пакта "о консультациях", заявил о необходимости

предоставления более полной информации по заключенному соглашению.

При этом советский Нарком выступил с критикой германской стороны,

процитировав статью 4 советско-германского пакта.

Однако с середины лета Германия казалась уже не

заинтересованной в сотрудничестве с СССР. На основе заключений

нейтралитетных торговых соглашений Германия поставляла Советскому

Союзу производственное оборудование. С конца осени сроки поставок

немецкой стороной постоянно нарушались. Вот что писал по этому поводу

в Берлин Шнурре: "... как и в прошлом, сложности возникают в связи с

выполнением германских обязательств о поставках СССР особенно в сфере

вооружения. Мы и впредь не сможем придерживаться сроков поставок.

Однако невыполнение германских обязательств начнет сказываться лишь

после августа 1941 года, так как до тех пор Россия обязана делать

поставки авансом."

На данное обстоятельство, советское правительство вынуждено

было не раз обращать внимание в беседах с германскими

представителями. Урегулирование этого вопроса предусматривалось

вынести на предстоящую встречу в верхах в Берлине. В состав советской

делегации вошли и экономические эксерты. Возглавил ее В.И.Молотов.

13 ноября 1940 года делегация прибыла в Берлин на официальную

встречу с Гитлером, встреча происходила в напряженной обстановке. Как

выяснилось в ходе начавшейся беседы истинная цель визита Молотова в

Берлин для Германии состояла в том, чтобы втянуть Советский Союз в

Тройственный пакт и таким образом создать Союз четырех держав для

раздела всего мира на сферы интересов.

Во время переговоров Советскому союзу было предложено обратить

свои стратегические устремления через Персидский залив и Аравийское

море к Индийскому океану. Наконец, после часового монолога Гитлер

позволил подключился к разговору и Молотову.

Советский гость поднял следующие проблемы: о значении

Тройственного пакта, о "новом порядке в Европе", о "Великом восточно-

азиатском пространстве" в Азии. Финляндский вопрос осложнил

переговоры. Молотов отметил, что в соответствии с секретным

протоколом (см. прилож.) Финляндия относится к сфере советских

интересов, также советский Нарком настаивал на окончательном

урегулировании данного вопроса. На вопрос Гитлера, идет или речь о

новой войне, Молотов уклончиво ответил, что все будет в порядке, если

финское правительство откажется от своего двусмысленного отношения к

СССР и если агитация населения против России будет прекращена. Гитлер

возражал против такого регулирования, ибо оно неизбежно откроет новый

театр войны в районе Балтийского моря, в чем Германия не

заинтересована. Фюрер высказал надежду на то, что все стратегические

требования России будут удовлетворены ее личным договором с

Финляндией. После этого он еще раз перешел к главному по его мнению

вопросу переговоров - о судьбе "обанкротившегося хозяйства Британской

империи" он предложил Молотову обсудить этот вопрос по

дипломатическим каналам с министром иностранных дел Германии, Италии

и Японии.

13 ноября 1940 года Риббентроп вручил Советской делегации

проект-соглашение между державами Тройственного союза и СССР. Для

определения их конкретных территориальных интересов предусматривались

секретные приложения. Текст соглашения отличался неприкрытыми

экспансионистскими фразами.

Вечером в особняке посольства СССР был устроен большой прием.

Гитлер на прием не явился, из того сделали вывод, что он не доволен

ходом переговоров.

На следующий день состоялась вторая встреча. Советской

делегацией вновь был поставлен вопрос о нахождении германских войск в

Финляндии. По имевшимся сведениям в октябре 1940 года правительство

Рюпле Тейнера заключило с Берлином соглашение о размещении войск на

финской территории. Эти приготовления давали основания полагать. Что

Гитлер хочет использовать страну в качестве плацдарма для операций

против СССР.

Как свидетельствуют документы, Сталин и Молотов отнеслись к

германским предложениям серьезно, рассчитывали на их дальнейшее

развитие и конкретизацию. Пока еще нельзя со всей уверенностью

утверждать, т. к. в настоящее время ведутся детальные исследования

этой проблемы, но можно предположить, что принятие советским

руководством " Пакта четырех держав" свидетельствовало о готовности к

радикальному пересмотру внешнеполитического курса. Один из

современных исследователей В.К.Волков расценивает позицию. Советского

руководства по данному вопросу, как готовность присоединится

политически и экономически к одному из воюющих "империалистических

блоков, то есть отказаться от нейтралитета" в условиях мировой войны

это было качественное изменение".

25 ноября в Софии советский дипломат Соболев посетил

болгарского премьер-министра Б.Филова и царя Бориса и сделал от имени

советского правительства предложение о заключении пакта о взаимной

помощи. Это предложение Болгарии выражало готовность поддержать ее

территориальные притязания и сыграло негативную роль в

дипломатическом отношении с малыми балканскими странами, дало повод

для антисоветских настроений, распространенных, в том числе и в

Германии.

Миссия Соболева в Софию и подписание плана «Барбаросса»

завершили первый этап советско-германского противоборства на

Балканах, когда он носил прежде всего дипломатический, кабинетный

характер. С января 1941 года это противоборство приобретало открытый

политический характер.

Балканы стали местом, где столкнулись противоположные интересы

Германии и СССР.

В связи с постоянно ухудшающимися отношениями между СССР и

Германией советское руководство проявило интерес к речи Гитлера,

которую он произнес 18 декабря 1940 года в спортапапасте перед 4 тыс.

Офицеров армии ВВС и слушателей школ войск СС. Речь не была

опубликована и носила явно антисоветский характер.

Новое обострение произошло на рубеже 1940 - 1941 гг., когда

прибавилось германских войск в восточной Пруссии и Польше. Сталин

пошел на крайние меры - приостановил поставки в Германию всех грузов

по заключенному в феврале 1940 г. хозяйственному соглашению, привел в

частичную готовность войска западных приграничных округов. Личное

письмо Сталина Гитлеру было недвусмысленным «... это обстоятельство

нас удивляет и создает у нас впечатление, что Германия собирается

воевать против нас.»

Гитлер ответил своим доверительным письмом: в Польше

действительно сосредоточены крупные войсковые соединения, но он

должен разъяснить, что это не направлено против СССР, он (Гитлер)

намерен строго соблюдать заключенный пакт, дальше Гитлер разъяснил,

что территория западной и центральной Германии подвергалась сильным

бомбардировкам и хорошо наблюдается англичанами с воздуха, поэтому он

вынужден отвести крупные контингенты на восток для отдыха и учебы.

Из конфиденциальных источников советскому правительству стало

известно о передвижении немецких ВС и этот вопрос был вынесен для

обсуждения на одной из консультаций в германском посольстве. Однако,

Шуленберг 10 января 1941 г. получил указание Риббентропа уклоняться

от ответа, ссылаясь на отсутствие информации по данному вопросу.

Такое положение дел насторожило советскую дипломатию - стягивание

военных резервов в Румынию и на Балканы непосредственно угрожало

интересам безопасности СССР.

17 января Молотов направил заявление в МИД Германии, в котором

обратил внимание на угрозу границам СССР в ходе Балкан, Греции и

Проливов.

21 января Риббентроп направил в германское правительство ответ

на заявление Молотова, в котором уверял, что «на Балканах

производится определенная концентрация войск, имеющая своей

единственной целью предотвращение приобретению Британией плацдарма на

греческой земле».

27 февраля 1941 года Риббентроп направил Шуленбергу

инструкцию, в которой сообщал о переброске германских войск в

Болгарию и попутно просил уведомить Советское правительство в том,

что Болгария присоединилась к «Тройственному пакту». Советское

правительство восприняло этот шаг с прискорбием и отказало Германии

во всякой помощи.

6 апреля 1941 года посол Германии Шуленберг по поручению

Риббентропа информировал Молотова о начале военных действий в Греции

и Югославии. Холод в дипломатических отношениях обоих стран все

усиливался. 22 апреля 1941 года Молотов вручил германскому послу

вербальную ноту, в которой советское правительство выражало

требование принять меры против продолжавшихся нарушений границы СССР

германскими самолетами.

А 26 апреля немецкое командование высадило свой десант в

Финляндию в порту Або (Пеурку). Дипломатические круги Германии

объясняли это появление военных, как некие учебные действия. Однако

страсти накалялись - 2 мая 1941 года Шуленберг сообщал в Берлин, что

сотрудники посольства в Москве не могут более опровергать слухи о

предстоящем немецко-русском конфликте, «потому как каждый прибывший в

Москву ... не только привозит эти слухи, но может даже подтвердить их

ссылкой на факты».

21 июня 1941 года в докладной записке Л.П.Берия настаивал на

«отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-

прежнему бомбардирует меня «делами» о якобы готовящемся Гитлером

нападения на СССР. Он сообщил, что нападение начнется завтра».

Оказывается Деканозов настаивал на этом не случайно, еще незадолго до

этого, приехав в Москву из Берлина не несколько дней, он был

приглашен Ф.Шуленбергом на обед, во время которого германский посол,

обращаясь к Деканозову сказал:

- Господин посол, может, этого еще не было в истории

дипломатии, поскольку я собираюсь сообщить государственную тайну

номер один: передайте господину... Сталину, что Гитлер принял решение

22 июня начать войну против СССР...

22 июня 1941 года меморандумом гитлеровского правительства

Германия объявила войну СССР. «Меморандум начинается с констатации

того, что именно Германия «предприняла попытку» привести интересы

двух держав к «равновесию», а Москва отреагировала на это

«предложение немецкого правительства», таким образом Гитлер

официально признал германскую инициативу.

3. РОЛЬ ГЕРМАНО-СОВЕТСКИХ ОТНОШЕНИЙ

В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ

(1939-1941гг.)

РОЛЬ МЮНХЕНСКОГО СОГЛАШЕНИЯ

Долгое время в отношениях обеих стран основной характеристикой

была конфронтация. После прихода Гитлера к власти, Советское

правительство взяло курс на неприятие взглядов фашизма, призывая

широкую общественность европейских стран, создать единый фронт в

борьбе с фашизмом. Также фашистское правительство взяло курс на

уничтожение коммунизма в Германии и враждебную политику по отношению

к Советскому Союзу. Еще в начале 1938 года советские и германские

газеты пестрели заголовками статей, направленных друг против друга.

Однако в конце 1939 года германская сторона выразила инициативу в

улучшении дипломатических отношений между СССР и Германией. Мотивы

для этого у германской стороны были неоднозначны, Германии необходимо

было иметь твердую уверенность в том, что Россия не откроет второго

фронта и выступит на стороне Германии в условиях планируемого в

скором времени германо-польского военного конфликта. Вермахт также

был заинтересован в советском сырье, столь необходимом для

наращивания своей мощи. Для этой цели Германия предполагала

заключение в Советским Союзом ряда торговых соглашений, на которых и

решило базировать последующие дружеские отношения с советской

стороной. Взамен Гитлер мог предложить СССР воспользоваться

германским капиталом-кредитом в 200 млн. Марок. Также она могла

предложить Советскому Союзу свои передовые технологии: «В нашей лавке

есть все...»

Но надо отметить, что для Германии существовал и другой путь

содружества. В то время как посол Германии в Москве Шуленберг

зондировал почву для переговоров, его коллеге в Лондоне удалось

добиться выгодного заключения сделки с углем. Однако, в решающий

момент переговоры были прерваны. Германское правительство решило

повернуть свой «Дипломатический натиск» на Восток. Чем это было

обусловлено? Многие моменты дипломатических замыслов Гитлера так и

остаются неисследованными. Сторонником сближения с Англией был

Геринг.

При этом особенно выделяется роль, которую сыграл германский

посол в Москве Шуленберг. Добиваясь установления нормальных

дипломатических отношений между Германией и СССР, посол надеялся, что

этот дипломатический акт станет стимулом к установлению тира в

Западной Европе и прекращения военной эскалации. В своей неторопливой

деятельности в деле сближения обоих стран, он раздражал германскую

верхушку, стремящуюся к форсированию германо-советских

дипломатических отношений. Инициатива в возобновлении дипломатии

между двумя странами всецело принадлежала Германии, поэтому

дипломатические отношения между Германией и СССР я рассмотрела с

позиций германской инициативы.

Германия и СССР были заинтересованы во взаимовыгодном

экономическом сотрудничестве. Именно на это делал упор Шуленберг.

Однако продвижение в установлении дружественных отношений между

обоими странами напрямую зависело от международной обстановки в мире.

В своих действиях страны оглядывались на могущественные Западные

державы.

Изучение германо-советских отношений 1939-1941гг. В аспекте

международной обстановки в канун Второй мировой войны вот одна из

перспектив возможного дальнейшего детального исследования.

Какое место они занимали в комплексе всемирных дипломатических

отношений? Каковы были основные политические и международные мотивы

для сближения столь разных по идеологии стран?

Германия старалась не противопоставлять себя Западным странам,

боясь вызвать их недовольство, поэтому и путь к германо-советскому

сближению был затянут и весьма зигзагообразен.

После поражения Франции Сталину стало ясно, что Германия будет

отходить от своей заинтересованности в нейтралитете Советского

Союза. 25 июня 1940 года через британского посла С.Криппса Черчиль

направил личное послание с предложением улучшить отношения между

обоими странами. Однако на это послание Сталин не ответил (спорный

вопрос) // Сведения Майского.

В сентябре 1940 года Сталин в беседе в Криппсом высказался,

что СССР не хочет быть вовлеченным в войну с Германией, и что

единственная реальная угроза Советскому Союзу исходит от Германии. В

новом 1941 году Советское руководство уже знало и подписании Гитлером

плана «Барбаросса»

В высших политических кругах -Великобритании в то время

заводились разговоры о решающей роли СССР в борьбе с гитлеризмом,

будет ли Россия снабжать Гитлера сырьем и продовольствием?

Прогрессивные партии склонялись к союзу СССР, об этом сообщал из

Великобритании посол Майский. Активной стороной сближения был

Черчиль.

Советское правительство выражало недовольство по поводу

неопределенности в дипломатических отношениях и кроме того, оно

возглавило большие надежды на создание системы коллективной

безопасности .

Дипломатические отношения между Германией и СССР были лишь

малой, но весьма важной частью международных отношений в мире. Оба

правительства с нескрываемым интересом следили за дипломатическими

шагами своего оппонента, стараясь добиться большей выгоды в

сложившейся ситуации.

Сегодня можно оценить значение советско-германских договоров и

секретных протоколов, которые к ним прилагались. Они являлись грубым

нарушением норм международного права. Правительство договорившихся

сторон произвольно делили территорию Польши, потерпевшую поражение в

войне. Но в соответствии с решением Гаагской конференции от 1907 года

Польша не потеряла автоматически своего суверенитета, так как ее

правительство выехало за пределы страны не подписав акта капитуляции.

Оценивая политическую деятельность руководителей Германии и России

приходили к выводу, что здесь действительно имел место сговор двух

диктаторов, о чем усиленно писали в Западной прессе спустя годы.

Спустя годы, на Нюрнбергском процессе в своем последнем слове

Риббентроп заявил: «Когда я приехал в Москву 1931г. к маршалу

Сталину, он обсуждал со мной не возможность мирного урегулирования

германо-польского конфликта в рамках пакта Бриана-Кеплога, а дал

понять, что если он не получит половину Польши и Прибалтийские страны

еще без Литвы с портом Либана, то я могу сразу же лепить назад ...»

8 мая 1985 года президент ФРГ Р. фон Вайцзеккер дал оценку

советско-германскому пакту. «Каждому политически мыслящему человеку

должно было быть ясно, что германо-советский пакт означал вторжение в

Польшу, т.е. начало Второй мировой войны, это не умаляет вины

Германии, что касается начала Второй мировой войны, Советский Союз

был согласен с войной между другими народами, чтобы поживиться частью

ее плодов. Но инициатива войны исходила от Германии, а не от

Советского Союза».

Накануне войны мир поделился на два лагеря - сторонников

и противников фашизма. Если Япония и Италия открыто выражали свою

преданность Гитлеру, то Франция, Англия и США относились к политике

фашизма крайне негативно. Однако это не мешало некоторым из них идти

на определенные компромиссы с агрессивной Германией. Одно время,

Англия упорно проводила зондажи в направлении сближения обоих стран.

Такие страны как Польша, Чехословакия, Румыния, Болгария и

другие буферные государства держались нейтральной позиции: по

некоторым вопросам они готовы были поддержать ведущие западные

державы, а в иных вопросах проявляли политическую независимость.

Именно это сделала Польша, отказавшись от пропуска советских

вооруженных сил через Виленский коридор. Именно это заявление

безрезультатно закончило тройственные переговоры в Москве. Болгария с

1940 года стала активно поддерживать политику фашизма,

присоединившись к пакту, заключенному между Германией, Японией и

Италией. С этим присоединением росла угроза безопасности Советского

Союза на Балканах.

Под давлением националистических кругов приграничные с СССР

страны в 1940 - 1941 гг. Достигали некоторых договоренностей с

Германией. В первую очередь это было военное базирование войск

вермахта на зарубежных территориях. Скандинавские страны, в основном

Финляндия, стали плацдармом для фашисткой армии.

Все это не могло не отразиться на дипломатических отношениях

Германии и СССР в 1940 - 1941 гг. Росла отчужденность, начиналась

тенденция к осложнению отношений. Вообще, вопрос дипломатического и

политического взаимодействия стран предвоенного мира с фашисткой

Германией интересен, но очень обширен. Его изучение дает огромную

возможность для исследований. Многие страны в то время вели так

называемую «двойную игру». Секретная дипломатия - вот что преобладало

в дипломатических отношениях в канун Второй мировой войны. Многие

страны понимали, насколько реальна угроза войны со стороны

агрессивной Германии и поэтому стремились извлечь для себя

максимальные выгоды. Более детальные исследования в данной области,

как мне кажется, могут привести к интереснейшим находкам.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Архивы раскрывают тайны...

М. 1991 г.

2. Безыменский Л.А.

Как Сталин хотел поделить мир с Гитлером

газ. «Независимая газета» 1996 г. 8 мая

Самый секретный секрет секретарей

ж. «Новое время» 1993 г. N 5

3. Бережков В.М.

Страницы дипломатической истории

М. 1982 г.

История советской дипломатии

М. 1985 г.

4. Боффа Д.

История Советского Союза

М. 1990 г.

5. Волков В.К.

Советско-германские отношения во второй половине 1940 г.

ж. «Вопросы истории» 1997 г. N 2

6. Громыко А.А.

Памятное в 2 кн.

М. 1990 г.

7. Документы внешней политики СССР (1993 г.) т. 22, кн. 2

М. 1992 г.

8. Зашадин Н.В.

История успехов и неудач советской дипломатии

М. 1990 г.

9. Иванов В.

Канун катастрофы

ж. «Урал» 1993 г. N 163

10. История Отечества в документах

1917 - 1993 гг.

М. 1995 г.

11. Канун и начало войны

Документы и материалы

Л. 1991 г.

12. Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева

ж. «Вопросы истории» 1990 г. N 1 - 12

13. Семиряга М.И.

Тайны сталинской дипломатии 1939-1941 гг.

Высшая школа 1992 г.

14. Сиполс В.

За несколько месяцев до 23 августа 1939 г.

ж. Международная жизнь № 5 1989 г.

Еще раз о дипломатической дуэли в Берлине

ж. Новая и новейшая история 1996 г. № 3

15. Трубайчук А.

Возращаясь к 1939 г.

ж. Международная жизнь 1991 г. № 1

16. 1931 г. Уроки истории

ред. лит-ры по всеобщей истории

17. Фляйштхауэр И.

Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии

М. 1993 г.

18. Черчиль У.

П мировая война (книга 1, том 1-2)

М. 1991 г.