Историческая тема в творчестве А.С. Пушкина

Историческая тема в творчестве А.С. Пушкина

Экзаменационный реферат

на тему:

«Историческая тема в творчестве Александра Сергеевича Пушкина»

Выполнила: ученица 9 класса «Б»

общеобразовательной школы № 1921

Глазунова Вероника

Учитель-рецензент: Плахтиенко Наталья Анатольевна

Москва-2002

План

I. «История народа принадлежит поэту» (вступление)………………..3

«Песнь о Вещем Олеге»…………………………………………….…3

II. «Литературный подвиг» («Борис Годунов»)…………………………4

«Бунтарь» и реформатор……………………………………………….6

1) «Злодей поневоле»…………………………………………………..6

а) «История Пугачева»………………………………………………6

б) «Капитанская дочка»……………………………………………..8

2) «Великий шкипер»…………………………………………………..9

а) «Арап Петра Великого»…………………………………………..9

б) «Полтава»………………………………………………………...10

в) «Медный Всадник»……………………………………………...10

г) «История Петра»………………………………………………...11

III. Заключение…………………………………………………………….12

« История народа принадлежит поэту…» (введение)

Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского»

провозгласил: «История народа принадлежит государю». И это была не просто

фраза, это была историко-политическая, историко-философская концепция.

Будущий декабрист Никита Муравьев возражал: «История народа принадлежит

народу». И за этим тоже крылась поэзия – демократическая,

антимонархическая.

Пушкин в одном из писем выдвигает свое кредо: «История народа

принадлежит поэту». И это тоже не просто красивая фраза. Но она отнюдь не

означает право поэта на простую субъективную поэтизацию истории путем

вымысла. Всем своим творчеством Пушкин как раз отвергает эту бытующую среди

поэтов практику. Он говорит о большем: об осмыслении и исследовании истории

литературно-художественными средствами, об открытии с помощью этих средств

глубинных токов истории, тех тайных пружин, которые иногда порой все-таки

бывают скрыты от глаз рассудительных историков.

Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас феномен: поэт-историк.

Это и заставило меня выбрать именно эту тему для реферата, так как я всегда

интересовалась представлением об истории известных людей. Историзм

поэтического мышления Пушкина – не самоцельное обращение в прошлое. Этот

историзм всегда современен и социально заострен, он для Пушкина – всегда

средство разобраться в настоящем.

Начиная с юношеского «Воспоминания в Царском Селе» (1814) голос Клио –

одной из девяти муз, покровительницы истории, – постоянно звучит в

творчестве Пушкина. К нему, к этому «страшному гласу», он прислушивается

всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход истории, причины возвышения и

падения, славы и позора великих полководцев и мятежников, законы,

управляющие судьбами народов и царей.

Поражаешься, как много у него произведений исторического звучания. Вся

русская история проходит перед читателями Пушкина: Русь древнейшая,

старинная открывается нам в «Песне о вещем Олеге», в «Вадиме», в сказках;

Русь крепостная – в «Русалке», в «Борисе Годунове»; восстание Степана

Разина – в песнях о нем; великие деяния Петра – в «Медном Всаднике»,

«Полтаве», «Арапе Петра Великого»; восстание Пугачева – в «Капитанской

дочке»; убийство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, история

декабризма – в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в последней главе

«Евгения Онегина».

Наконец, он заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его

тщательных архивных изысканий, поездок, расспросов стариков, изучения

мемуарной литературы явилась «История Пугачева».

Вслед за «Историей Пугачева» последовала работа над «Историей Петра» –

грандиозная по замыслу и объему. Работу над этим произведением прервала

роковая дуэль. Кроме того, в бумагах Пушкина остались наброски истории

Украины, истории Камчатки. Пушкин намеревался написать также историю

Французской революции, историю Павла I. Сохранились наброски, относящиеся к

истории допетровской России.

В библиотеке Пушкина хранилось более четырехсот книг по истории, в том

числе: Феофан Прокопович, Татищев, Щербатов, Карамзин, Тацит, Вольтер,

Шатобриан, Тьерри, Гизо и др. В итоге этих исторических занятий у зрелого

Пушкина сложился собственный взгляд на ход развития человеческой

цивилизации вообще и, в особенности, на судьбу России.

«Песнь о Вещем Олеге»

1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь

о Вещем Олеге» – одно из первых исторических произведений поэта.

Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал

следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход». Портреты

Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и отчасти

перекрывают начало какого-то письма на французском языке.

Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге»,

осуждая в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем

свободолюбивый пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в

описании подвигов легендарного князя, а в прославлении «правдивого и

свободного вещего языка» поэзии, не подвластного суду современников.

«Литературный подвиг»

Современность с ошеломляющей быстротой становилась историей. Такие

грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в

1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиями

эпохальными. История же – даже далекая – переживалась остро, как

современность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова

повториться.

Характерно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным

событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания:

«Бориса Годунова» поэт заканчивает 7 ноября 1825 года. То есть историческая

трагедия Пушкина не была уходом в прошлое, создание ее не было вызвано

желанием отвлечься от злободневных тревог современной жизни. Произведение

это, оставаясь историческим в подлинном смысле этого слова, было в то же

время остро злободневным. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает

конец царствования Александра I, описывая конец царствования Бориса

Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество,

определяя срок своего возвращения из ссылки при новом правлении. 19 октября

1825 года, когда рукопись «Бориса Годунова» лежала перед ним почти в

готовом виде, он пишет лицейским друзьям:

Запомните ж поэта предсказанье:

Промчится год, и с вами снова я,

Исполнится завет моих мечтаний;

Промчится год, и я явлюся к вам!

Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин

вернулся из ссылки.

Но обратимся к трагедии «Борис Годунов». В письме Вяземскому 13 июля

1825 года Пушкин, до того обычно критически отзывавшийся о своих

произведениях, назвал «Бориса Годунова» «литературным подвигом», и это не

было преувеличением. Трагедия начинается с диалога между боярами Шуйским и

Воротынским: взойдет ли на царство Борис Годунов? Борис у Пушкина, как и

Александр I, перед восшествием на трон лицедействует, ломает комедию,

делает вид, что власть ему претит. А Шуйский, хорошо зная двуличие

Годунова, уверен, что он жаждет трона, что именно поэтому совершил он

убийство законного наследника престола царевича Дмитрия. Пимен же

произносит мрачные слова:

Прогневали мы бога, согрешили:

Владыкою себе цареубийцу

Мы нарекли.

В этом тоже видна параллель с Александром – он вступил на престол,

убив своего отца-царя. В исключенном Пушкиным из печатного издания отрывке

Борис назван «лукавым» («Беда тебе, Борис лукавый»), так же Пушкин в одном

из своих стихотворений именовал и Александра («властитель слабый и

лукавый»).

Разумеется, когда поэт создавал «Бориса Годунова», перед взором его

стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел бесконечно шире

нравоучительной аналогии двух царей. Пушкина занимает прежде всего вопрос о

природе народного мятежа, о народном мнении – вопрос очень его

интересующий, освещенный позднее еще и в «Капитанской дочке».

Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд истории – вот

великая мысль Пушкина в «Борисе Годунове». Мысль, во многом противостоящая

идее Карамзина (см. введение) и полемизирующая с ней. Народное мнение и

есть «Клио страшный глас», прозвучавший смертным приговором над Годуновым.

Проклятие тяготеет и над его сыном Феодором. И потому боярин Пушкин уверен

в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов, командующий войсками Феодора,

говорит с усмешкой превосходства боярину Пушкину, у Димитрия войска «всего-

то восемь тысяч», Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:

Ошибся ты: и тех не наберешь –

Я сам скажу, что войско наше дрянь,

Что казаки лишь только села грабят,

Что поляки лишь хвастают да пьют,

А русские…да что и говорить…

Перед тобой не стану я лукавить;

Но знаешь ли, чем сильны мы Басманов?

Не войском, нет, не польскою помогой,

А мнением; да! мнением народным.

Борис восстановил против себя это мнение убийством царевича Дмитрия.

Напомню вновь: трагедия окончена за месяц до восстания на Сенатской

площади. Срока восстания поэт, конечно, не знал, но то, что оно назревает,

он не мог не чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче,

о том, будет ли оно поддержано мнением народным, будут ли царские генералы

с восставшими?

И в трагедии Басманов, полководец Годунова, а затем Феодора,

склоняется на доводы боярина Пушкина присягнуть пока не поздно, Самозванцу:

Он прав, он прав; везде измена зреет –

Что делать мне? Ужели буду ждать,

Чтоб и меня бунтовщики связали

И выдали Отрепьеву? Не лучше ль

Предупредить разрыв потока бурный

И самому…

Далекий предок поэта боярин Пушкин выведен в трагедии безоговорочно на

стороне бунтовщиков, и Годунов бросает в его адрес: «Противен мне род

Пушкиных мятежный». К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Не

случайно вводит поэт в трагедию своих собственных предков – тут особый

расчет: дать возможность читателям услышать его голос без какого-либо

нарушения исторической правды. Сердцем поэт на стороне мятежа, но

спокойный, трезвый аналитический ум подсказывает, что мятеж – это кровь,

насилие и гибель множества людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом?

Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим «Борисом Годуновым»?

Самозванцу сопутствует удача – Басманов в конце концов присягнул ему,

боярин Пушкин убедил московский люд приветствовать «нового царя». А в это

время приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе

прячутся «Борисовы щенки» – Ксения и Феодор – и их мать Мария. Слышатся

женский плач, визг, предсмертные крики. Перед народом появляется один из

убийц – Мосальский – и провозглашает:

«– Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели

их мертвые трупы.

Народ в ужасе молчит.

– Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует».

Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин свою трагедию.

«Народ безмолвствует» – вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его

отчаянному предприятию.

«Бунтарь» и реформатор

Две исторические фигуры привлекали особенное внимание Пушкина: Пугачев

и Петр I. Первый – вождь крестьянского восстания, потрясшего Россию; второй

– крутой реформатор, не считавшийся с жертвами на своем пути и положивший

начало новому периоду русской истории. Пугачеву Пушкин посвятил повесть

«Капитанская дочка» и исторический труд «История Пугачева», Петру же – две

поэмы («Полтава» и «Медный всадник») и труд «Арап Петра Великого». Также

поэт увлеченно работал над его жизнеописанием, но не успел закончить. Обе

фигуры интересовали Пушкина и как художника и как историка, но его

обращение к ним, точно так же как в пору создания «Бориса Годунова», не

было уходом в прошлое. Пугачев и Петр воплощали для Пушкина историю,

прошлое России, и, изучая их деятельность, он хотел найти ответы на

острейшие вопросы современности и прояснить будущее.

«Злодей поневоле»

Фигура мятежного Пугачева давно привлекала внимание Пушкина, он стал

интересоваться ею еще в михайловской ссылке. Тему эту Пушкин в конце концов

решает в двух планах: и в качестве профессионального историка в «Истории

Пугачева», и в качестве писателя в «Капитанской дочке».

«История Пугачева»

Сначала было создано произведение историческое – 1833-1834. Пушкин

скрупулезно собирал факты и свидетельства для этого труда. Он объездил

несколько губерний, где еще помнили Пугачева, где еще живы были люди, его

знавшие, где гуляли из уст в уста предания о нем. Все это было записано

поэтом-историком и передано потомству с самой строгой объективностью,

пунктуальностью и деловитостью. В результате Пушкин создал первую в

исторической науке документированную биографию вождя крестьянского

восстания, в условиях жесткой цензуры сумел достоверно описать многие

обстоятельства его жизни.

Сам Пушкин гордился высоким профессионально-научным уровнем «Истории

Пугачева» – тем, что он впервые ввел в научный оборот «исторические

сокровища», а именно: множество неизвестных документов, писем,

свидетельств, мемуаров, тем, что все это было проанализировано с

добросовестностью и осмотрительностью исследователя. «Я прочел все, что

было напечатано о Пугачеве, – писал Пушкин, – и сверх того 18 толстых томов

in volio разных рукописей, указов, донесений и проч. Я посетил места, где

произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы

словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их

дряхлеющую память историческою критикою».

Пушкин словно намеренно отрешается о всяких эмоций, от всякого

субъективного, пристрастного суждения о лицах и событиях. Он хочет говорить

языком самой истории. Он приводит факты и свидетельства, освещающие события

с разных сторон, порой противоречивые. Пусть читатель делает выводы сам,

пусть размышляет над фактами.

Нередко можно встретить мнение, что «История Пугачева» проникнута

сочувствие поэта к главарю повстанцев, что он хотел разоблачить бытовавшее

о Пугачеве представление как о бесчеловечном злодее и разбойнике. По

отношению к «Капитанской дочке» это, пожалуй, и справедливо, а вот к

«Истории Пугачева» – нет.

Сетования на то, что Пушкин не изобразил Пугачева романтическим

героем, раздавались сразу же после выхода книги. Поэт-историк по этому

поводу писал И.И. Дмитриеву: «Что касается до тех мыслителей, которые

негодуют на меня за то, что Пугачев представлен у меня Емелькою Пугачевым,

а не Байроновым Ларою, то охотно отсылаю их к г. Полевому, который,

вероятно, за сходную цену возьмется идеализировать это лицо по последнему

фасону».

Отказываясь идеализировать историческое лицо, Пушкин приводит в своей

книге такие вопиющие, страшные факты о жестокости Пугачева и его окружения,

о зверствах, ими чинимых, что волосы встают дыбом. Поэт рассказывает об

этом хладнокровно, как бы составляя своего рода хронологию событий и

каталог злодеяний.

Прежде всего возник вопрос о причинах восстания Пугачева. Оно было

вызвано притеснениями яицких казаков со стороны правительства. И об этом

Пушкин говорит сразу же и без обиняков. Казаки, селившиеся между Волгой и

Яиком, обладали издавна невиданной в других местах вольницей. Правительство

косо смотрело на вольных казаков и стремилось наложить и на них свою

тяжелую руку. Введены были большие налоги на рыбные промыслы, казаков

обязали нести царскую службу, постепенно вводилось военно-чиновничье

управление взамен народовластия.

Казаки неоднократно жаловались императрице, посылали гонцов в столицу,

но безуспешно. Наконец в 1771 году вспыхнул первый открытый мятеж, жестоко

подавленный правительственными войсками. Первая вспышка мятежа угасла, но

причины, ее породившие, не устранились, а, напротив, умножились. «Тайные

совещания, – заключает первую главу Пушкин, – происходили по степным уметам

(постоялым дворам – прим. А.С. Пушкина) и отдаленным хуторам. Недоставало

предводителя. Предводитель сыскался». Пушкин-историк, по существу, опроверг

официальную версию о том, что мятеж был вызван происками «Емельки»,

«злодейством» возмутившего народ. Напротив, Пугачев «сыскался» для дела,

которое уже объективно созрело в силу ряда причин. Не будь Пугачева,

«сыскался» бы другой предводитель восстания. Мятеж вызвали несправедливые

притеснения со стороны правительства. Оно, а не казаки виновны в нем. Вот

главный вывод Пушкина!

Так началась «пугачевщина». Правительство Екатерины дрожало, ее

военачальники не раз терпели сокрушительное поражение от «Емельки», силы

которого умножались. Затем счастье начало изменять Пугачеву. Пушкин пишет о

самом последнем периоде восстания Пугачева: «Никогда успехи его не были

ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою. Возмущение

переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции. Довольно

было появления двух или трех злодеев, чтоб взбунтовались целые области». Но

плохо вооруженные, разрозненные повстанцы не могли, конечно, долго

противостоять регулярным правительственным войскам. Восстание было

подавлено, Пугачев четвертован.

Что же все-таки хотел сказать Пушкин своей «Историей Пугачева»? Что

толкнуло его к теме крестьянского восстания? В 30-е годы, когда в разных

местах России вспыхивали крестьянские бунты, воспоминания о «пугачевщине»

оживились. С трудом подавив мятежи, правительство превзошло восставших в

жестокости изуверстве. Пушкин с головой ушел в историю пугачевского бунта,

чтобы понять кровавые трагедии, развернувшиеся на его глазах.

«Капитанская дочка»

В историческом исследовании Пушкин показывает реального Пугачева -

злодея и народного любимца. Поэтесса Марина Цветаева писала о двух

Пугачевых, которые есть у Пушкина: "Пугачев в «Капитанской дочке» и Пугачев

в «Истории Пугачева», казалось бы, одной рукой писаны. Но Пугачева из

«Капитанской дочки» писал поэт, из «Истории...» – прозаик». Заметим, что

Н.В. Гоголь считал «Капитанскую дочку» романом. Его поразила «чистота и

безыскусственность» стиля, что в нем «в первый раз выступают именно русские

характеры - бестолковщина времени и простое величие простых людей, все - не

только самая правда, но еще как бы лучше ее». Поэтому, вероятно, Пушкин

подошел к истории не как прозаик, но прежде всего как поэт. Это подметила

русская поэтесса М. Цветаева в своей книге «Мой Пушкин» - «Пушкин-историк

побит Пушкиным-поэтом». Вдохновение, процесс созидания, угроза смерти,

наказания и суда истории сливаются воедино в энергию творчества.

Пушкин просит брата прислать биографию Пугачева и, одновременно,

информацию о Разине, которого называет «единственным поэтическим лицом в

русской истории». В сознании Пушкина переплетаются судьбы Разина и Пугачева

- как поэзия и история. Сам образ Пугачева - героический. Кульминационный

период в раскрытии этого образа - эпизод с калмыцкой сказкой: «...чем

триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что Бог

даст!». Однако Пугачев более многозначен, его нельзя сводить к извлечению

морали из сказки, заявлять, что в ней прославляется его смелая короткая

жизнь. Сказка обнаруживает глубину духовного обновления Пугачева. Живые,

сверкающие глаза его, так запомнившиеся Гриневу, предсказывали способность

Пугачева к высоким чувствам и вдохновению. Пушкин поэтизирует способность и

возможность человека быть сильнее враждебных обстоятельств. Смысл бытия - в

свободе распоряжаться своей жизнью.

Так на поэтической почве оказалось возможным сближение пушкинских и

пугачевских точек зрения. Чуткая к художественному слову Пушкина, М.

Цветаева заметила это: «Есть упоение в бою у бездны мрачной на краю...»

Возможно, именно описанное выше определило решение Пушкина придать своему

историческому роману мемуарную форму. Скорее всего, именно поэтому ему

нужен был «свидетель» событий, непосредственно в них участвовавший,

знакомый с фактами жизни Пугачева, взаимоотношениями руководителей

восстания. Интонация разговоров Гринева и Пугачева - доверительная, что

очень важно в человеческих отношениях как в романе, так и в нашей жизни.

Пушкин ставил перед собой нелегкую задачу - показать двойственность позиции

Гринева: осуждая, не принимая восстания, он вынужден был свидетельствовать

не только о кровавых расправах Пугачева, но и о его великодушии,

гуманности, справедливости и щедрости. Очень тонко подметила Марина

Цветаева, что Пугачев – «злодей поневоле», человек, который «несмотря на

свинские обстоятельства», способен на сердечную простоту и великодушие.

И опять же права Марина Цветаева, что Пушкин в «Капитанской дочке»

нередко себя самого ненароком подставляет на место Гринева. И, конечно же,

есть «жутко автобиографический элемент» в диалоге Пугачева с Гриневым.

«Пугачев – Гриневу:

– А коли отпущу, так обещаешься ли ты по крайней мере против меня не

служить?

– Как могу тебе в этом обещаться?

«Николай I – Пушкину:

- Где бы ты был 14-го декабря, если бы ты был в городе?

- На Сенатской площади, Ваше Величество!»

«Капитанская дочка» оказалась своеобразным «завещанием» Пушкина.

Открывая читателю всю свою выстраданную правду о русском народе и русском

бунте, писатель призывал задуматься над коренными вопросами развития России

и судьбы русского народа. «Не приведи Бог видеть русский бунт,

бессмысленный и беспощадный!» – предостерегающе восклицает поэт.

«Великий шкипер»

Пётр I был интересной, сложной личностью, что привлекательно для

писателей и поэтов. Пушкин также не мог обойти стороной этого великого

человека. И насколько Пётр I был великим реформатором, могущественным

государственным деятелем, с размахом двинувшим Россию вперёд, настолько

Пушкин был Петром Великим русской литературы. Тема Петра – “сквозная” тема

в русской литературе вообще, в творчестве Пушкина в частности. Поэт видит в

Петре не просто историческую личность, но и олицетворение

преобразовательной мощи человечества, насаждающего культуру и цивилизацию

посреди нелюдимых и бесприютных пространств.

Впервые Пушкин коснулся темы Петра в «Заметках по русской истории 18

века». Поэт видит в нём мудрого царя – реформатора, защитника просвещения.

«Ничтожные наследники северного исполина, изумлённые блеском его величия, с

суеверной точностью подражали ему во всём, что только не требовало нового

вдохновения. … Пётр I не страшился народной свободы, неминуемого следствия

просвещения, ибо доверял своему могуществу и презирал человечество, может

быть, более чем Наполеон».

Работая над петровской темой, Пушкин использовал различные жанры. В

1826 году он пишет о Петре I в «Стансах». Это стихотворение по стилю

напоминает оды 18 века, например: «Петра Великого» Ломоносова и «Вельможу»

Державина. Идеалом их была просвещённая монархия, а идеальным героем – Пётр

I.

«Арап Петра Великого»

Образ Петра – «вечного работника на троне» - Пушкин продолжал

развивать и в «Арапе Петра Великого». Пётр I раскрыт в романе уже с разных

сторон: Пётр в его отеческой заботливости об Ибрагиме, Пётр – вечный

деятель с покоряющей простотой и непринуждённостью обхождения, Пётр с его

негативным отношением к нарождавшейся на западный манер аристократии,

пустой и мотовской. Наконец, в сюжетной линии Ржевских проступает деспотизм

Петра: сосватав их дочь за своего любимца Ибрагима, он разрушает счастье

Наташи и Валериана.

Европеизм Петра, его вражда к реакционной старине не мешают ему быть

вполне русским человеком. Как изображает Пушкин, Пётр любил те русские

нравы и обычаи, которые не казались ему проявлением патриархальной дикости.

Беседуя с Ибрагимом, Пётр обнаруживает такое добродушие и весёлость, «что

никто, – пишет Пушкин, – в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы

подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России».

Пётр берёт на себя роль свата своего крестника, любит национальные

кушанья, не прочь «по русскому обыкновению отдохнуть». Он искренне

заботится об Ибрагиме: «Послушай…, ты человек одинокий, без роду и племени,

чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, что завтра с тобою

будет, бедный мой араб? Надобно тебе пристроится, пока есть ещё время;

найти опору в новых связях, вступить в союз с новым боярством». Склонность

Петра к широкому и большому веселью, добродушное лукавство, гостеприимство

– всё это дополняет образ Петра, воплощающего в себе, по мысли Пушкина,

черты национального характера. Пушкин даёт глубокое освещение

демократичности Петра. Пётр судит о людях и выбирает себе помощников не по

сословному признаку, а по умственным способностям, знаниям. Отнюдь не

снижая выдающихся личных качеств Петра, Пушкин помогает читателю понять и

почувствовать историческую закономерность петровских преобразований и их

необходимость. Роман остался незаконченным, но, несмотря на это,

современники Пушкина высоко оценили «Арапа Петра Великого». В.Г. Белинский

писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы

превосходный исторический русский роман»

«Полтава»

Художественный опыт «Арапа Петра Великого» как эпическое решение темы

Петра I отразился и в поэме «Полтава». Поэма начинается как семейная драма,

а разворачивается как народная трагедия. Кочубей, Мария, Мазепа связаны

друг с другом личными отношениями, которые находят настоящую оценку лишь в

отношении к истории. Пётр поставлен вне круга личных отношений, он «свыше

вдохновленный». Мысль Пушкина о русской истории определила и название

поэмы. Он назвал её не «Мазепа», не «Пётр Великий», а «Полтава», указывая

на великий народный подвиг, совершённый в этой битве, которая была одним

«из самых важных и счастливых происшествий царствования Петра Великого».

Пушкин сумел придать «Полтаве» черты глубокой народности в содержании

и в стиле. Пётр Великий, неотделимый от своих дружин, похожий на героев

торжественной оды и эпической поэмы, нарисован в традициях литературы 18

века. Основным средством выразительности является сравнение, оттенённое и

как бы комментированное эпитетами:

…Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен,

Он весь, как божия гроза…

И он промчался пред полками,

Могущ и радостен как бой.

Возвеличивая подвиг и мужество Петра и его воинства, Пушкин отдаёт

должное и сильным противникам русских – шведам. Однако поэт даёт

почувствовать, что и сам Карл, и его армия не воодушевлены ничем высоким,

тогда как Пётр и его дружины исполнены патриотизма, уверенности в победе.

Пушкин восхищается благородством Петра на пиру:

При кликах войска своего,

В шатре своём он угощает

Своих вождей, вождей чужих,

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок подымает.

«Медный всадник»

Образ Петра в творчестве Пушкина находится в постоянном движении и

развитии. В 1833 г. написана поэма «Медный всадник». В «Полтаве» Пушкин

говорил о Петре Первом:

В гражданстве северной державы,

В её воинственной судьбе,

Лишь ты воздвиг, герой Полтавы,

Огромный памятник себе.

Теперь поэт увидел перед собой Медного Всадника – воплощённый в

металле памятник Петру Великому, основателю «военной столицы». Пушкин в

«Медном всаднике» поднимает проблему взаимоотношений государства и

личности. Пётр у Пушкина – деятель, который угадывает потенциальные силы

науки и направляет их на решение громадных задач в один из самых высоких и

творческих моментов его жизни, когда рождался гениальный замысел создания

города «на берегу пустынных волн» Невы.

В стилистике «Медного Всадника» отчётливо обозначены два разнородных

начала: торжественная ода и смиренная элегия. Это разноречие стиля,

стилистическое противоречие вполне отвечало свободному и сложному замыслу

Пушкина. Он тяготеет к одической возвышенности там, где звучит тема Петра,

и возвращается к элегической задушевности там, где касается темы Евгения.

Для Пушкина были одинаково достоверны и деяния Петра Великого, и

страдания безвестного Евгения. Пушкину был близок мир Петра, была понятна и

дорога мечта «ногою твёрдой стать при море». Он видел, как перед Петром,

«мощным властелином судьбы», смирялась «побеждённая стихия». Но Пушкин

сознавал, какая дорогая цена была заплачена за это торжество, какой ценой

был куплен стройный вид Петербурга. Поэтому в его поэме есть истинная

глубина, высокая человечность и суровая правда.

Пётр, воплощённый в Медного всадника, видится как «мощный властелин

судьбы, а не игралище в её руках». Утверждая непреклонную волю, вселяя

ужас, Медный всадник своим величием опровергает мысли о своём бессилии

человека перед лицом рока.

Восторженное настроение поэта омрачается думой о «противоречиях

существенности» и скорбном уделе «малых сил»; возникает новый образ Петра:

И, обращён к нему спиною

В неколебимой тишине,

Над возмущённою Невою

Стоит с простёртою рукою

Кумир на бронзовом коне.

Пушкин показывает не только величие Петра, но и его недостатки. В

грозных событиях наводнения не хватает заботы о маленьком человеке. Пётр

велик в государственных замыслах и жесток и жалок в отношении к личности.

Евгений жалок в своей бедности и велик в своей любви к Параше, принижен

своим жизненным положением и возвышен своими мечтами о независимости и

чести, жалок в своём безумии и высок в своей способности протестовать.

В. Г. Белинский говорил, что «Медный всадник» вместе с «Полтавой»

образуют «самую великую «Петриаду», какую только в состоянии создать гений

великого национального поэта».

«История Петра»

Мысли Петра – историка определяли создание исторической прозы,

становление которой мы видим в незавершённой поэтом «Истории Петра»,

написанной в последние годы его жизни.

Действие переносится из Москвы в Голландию, где Пётр с топором в руках

работает на верфях и в Англию. Азовские берега и берега Балтики, города

Польши и поля Украины, степи Буджака, Париж и границы Персии – таково

огромное пространство действия, представленное нам в повествованиях

Пушкина. С первых страниц «История Петра» перед нами в живом изображении

является юный Пётр.

Пушкин показывает его после усмирения одного из стрелецких бунтов,

противопоставляя Петра царствовавшему с ним вместе брату Иоанну: «В то

время как стрельцы стояли по обеим сторонам дороги, падая ниц перед

государями, - Иоанн оказывал тупое равнодушие, но Пётр быстро смотрел на

все стороны, оказывая живое любопытство. Изображая Петра, едва не ставшего

жертвой нового заговора, когда он во время суда над заговорщиками «занемог

горячкою», Пушкин говорит: «Многочисленные друзья и родственники

преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им

помилования,…но Пётр был непреклонен: слабым, умирающим голосом отказал он

просьбе и сказал: «Надеюсь более угодить Богу правосудием, нежели

потворством».

Пушкин подчёркивает противоречие между целями, осуществляемыми Петром,

и средствами, которые он применял для их достижения. «Когда народ

встречался с царём, - читаем мы в «Истории Петра» – то по древнему обычаю

падал перед ним на колена. Пётр Великий в Петербурге запретил

коленопреклонение, так как улицы были грязные и болотистые, а народ, его не

слушался, то Пётр Великий запретил уже под жестоким наказанием».

Пушкин рисует черты великодушия Петра и в то же время пишет (в связи с

делом первой, постриженной в монахини жены Петра, которая была высечена

кнутом): «Пётр хвастал своей жестокостью».

Пушкин намечает изображение Петра в действии, в противоречиях, в

борьбе с врагами и препятствиями. Против Петра вели борьбу за власть бояре

и правительница Софья. Эта борьба закончилась избранием на царство Петра.

Царь уделял большое внимание просвещению. Он отправил боярских и

дворянских детей за границу для изучения инженерству, корабельному

искусству, архитектуре и другим наукам. Пётр сам намерен был учиться в

чужих краях всему, чего недоставало ещё государству, погружённому в

глубокое невежество. Возвращающихся из чужих краёв молодых людей он сам

экзаменовал. Пётр был не только реформатором внутреннего преобразования

государства, но, как показано в «Истории Петра», и талантливым дипломатом в

решении внешних политических вопросов.

К сожалению, выполнить задачу, которую Пушкин поставил в освящении

эпохи Петра, закончить не удалось. Надежды Пушкина не сбылись. Смерть

оборвала его работу, и великий труд остался незавершённым. Итак, в работе

А. С. Пушкина над темой Петра очевидна эволюция эпического содержания

петровской эпохи, а также политических взглядов поэта. Эту эволюцию

отражает движение от стихотворения одического характера через поэмы с

усложняющейся жанровой природой к эпическим жанрам с возможностями

изображения действительности в единстве её противоречивых сторон. Когда

уходит из жизни незаурядный, великий человек, в его бывшем окружении

многого не достаёт, исчезает тот центр, вокруг которого всё собиралось, всё

двигалось. Конечно, жизнь продолжалась, и вслед за Петром на престол

выходили правители, которых Пушкин метко назвал «ничтожными наследниками

северного исполина». Пушкин в своих произведениях ставил в пример Николаю I

Петра, но уже в дневнике 1834 года он пишет: «В нём немножко от Петра

Великого и много от прапорщика».

Заключение

За два с половиной месяца до кончины Пушкин сочиняет так и не

отправленное письмо к П.Я. Чаадаеву, где уверяет, что «ни за что на свете

не хотел бы переменить отечество и иметь другую историю». Это его письмо

было вызвано знаменитым как бы «открытым» философическим письмом Петра

Яковлевича, в котором тот, по определению Герцена «сказал России, что

прошлое ее бесполезно, настоящее тщетно, а будущего у нее нет». Пушкин

аргументированно и конкретно защищает перед Чаадаевым прошлое отечества.

Этими чистосердечными словами он как бы подводит итог своему творчеству,

посвященному истории страны. Пушкин, как умный человек, конечно, не мог не

видеть множества черных страниц в истории России, но сердцем он все равно

чувствовал, что его Родина – лучшая страна с лучшей историей.

Список использованной литературы:

1. В.Г. Белинский «Статьи о Пушкине» М. «Просвещение», 1983

2. Г.Н. Волков «Мир Пушкина» М. «Молодая Гвардия», 1989

3. Ю.М. Лотман «В школе поэтического слова» М. «Просвещение», 1988

4. Б.С. Мейлах «Жизнь Александра Пушкина» Л. «Художественная литература»,

1974

5. Б.С. Мейлах «Творчество А.С. Пушкина» М. «Просвещение», 1984

6. М.И. Цветаева «Мой Пушкин» Алма-Ата «Рауан», 1990