Метаметафора в творчестве Франца Кафки

Франц Кафка - писатель замечательный, только очень странный. Может быть,

самый странный из тех, что творили в 20-м столетии. И странен он не в

последнюю очередь тем, что его прижизненная и посмертная судьба

необыденностью своей ничуть не уступает его же сочинениям. Кто-то видит в

нем иудейского вероучителя, а кто-то – экзистенциалистского пророка, кто-то

– авангардиста, а кто-то – консерватора, кто-то ищет ключ к его тайнам в

психоанализе, а кто-то – в анализе семиотическом или структуральном. Но

реальный Кафка всегда как бы выскальзывает из границ четкого мироощущения.

Многочисленные литературные школы сменяли друг друга, соперничали

между собой- это было время бесчисленных "измов".Зрелые годы Кафки пришлись

на период становления искусства экспрессионизма- яркого, шумного,

кричащего, протестующего. Как и экспрессионисты, Кафка в своем творчестве

разрушал традиционные художественные представления и структуры. Но его

творчество нельзя отнести ни к одному из "измов", скорее он соприкасается с

литературой абсурда, но тоже чисто внешне. Стиль Кафки абсолютно не

совпадает с экспрессионистическим, так как его изложение подчеркнуто

суховато, аскетично, в нем отсутствуют какие-либо метафоры и тропы.

Всвязи с этим так много точек зрения на его произведения, так много

способов прочтения и так мало обстоятельных монографий, посвященных его

творчеству, так мало исследователей, которые не побоялись бы погрузиться в

сложный, метафизический мир его сочинений.

Темой для данной работы послужила, в общем-то, еще не исследованная

никем проблема: «Метаметафора в творчестве Ф.Кафки»,тем сложнее и

интереснее представляется данная работа.Ни один из исследователей не

упоминает о данном приеме относительно творчества Кафки, но каждый говорит

о некой « кафкиаде», которая принадлежит «высокому» стилю, поскольку в ней

ярко выражена метафизическая природа смеха, метафизическая природа абсурда

и т.д.

Каково же определение метаметафоры? «Мистериальная метафора» - можно

использовать такое словосочетание для определения метаметафоры. В

«Евангелии от Фомы» есть такие слова Христа: «Когда вы сделаете единое как

многое - многое как единое, верх как низ - низ как верх, внутреннее как

внешнее, внешнее как внутреннее, тогда вы войдете в Царствие». Некоторые

исследователи считают это высказывание самым полным описанием метаметафоры.

Синонимами этого слова являются такие слова, как «выворачивание» или

«инсайдаут». Примером данного явления может служить такое высказывание:

«Человек - это изнанка неба / Небо - это изнанка человека». Этот пример

взят из стихотворения К.Кедрова «Компьютер любви». Творчество этого и

некоторых других поэтов – наших современников – вписывается в направление

под символическим названием «метареализм», появившееся в 80 – 90-х годах

нашего столетия в отечественной литературе, и полностью основанное на таких

приемах, как метаметафора, метабола и др.

«Мета» - по-гречески "за" чем-либо, "после", то есть это нечто

более глубокое, более завуалированное, чем метаметафора. Метаметафоризм

есть сгущенная, тотальная метафора, по сравнению с которой обычная метафора

должна выглядеть частичной и робкой. Метаметафора - это метафора, где

каждая вещь – вселенная. Этот прием способствует созданию нового

пространства – «метареальности».

«Метареальность» - это реальность, открываемая за метафорой, на той

почве, куда метафора переносит свой смысл, а не в той эмпирической

плоскости, откуда она его выносит. Метафоризм играет со здешней

реальностью, метареализм пытается всерьез постигнуть иную. Метареализм -

это реализм метафоры как метаморфозы, постижение реальности во всей широте

ее переносов и превращений.

Метафора четко делит мир на сравниваемое и сравнивающее, на

отображаемую действительность и способ отображения. Метабола - это

целостный мир, не делимый надвое, но открывающий в себе множество

измерений.

Метареализм можно попытаться определить как способ изображения в

постоянном преобразовании, метаморфозе, трансформации - как стремление

изобразить прорастание и присутствие вечного в реальном, нынешнем, причем

связующая ткань и должна быть создана, она и есть незримая цель - это и

есть "мета". Теперь становится понятной цель Кафки, которую он, видимо,

хотел достичь, например, в новелле «Превращение». Для "мета" важнейшей

изобразительной основой является не язык, а логос - более широкое понятие,

где контекст, смысл или недооформившаяся в языке структура ощущения

первичны. Мир произведений Кафки – это переплетение многих реальностей,

связанных непрерывностью внутренних переходов и взаимопревращений. Художник

исходит из принципа единомирия, предполагает взаимопроникновение

реальностей, а не отсылку от одной, "мнимой" или "служебной", к другой -

"подлинной". Созерцание художника фиксируется на таком плане реальности,

где "это" и "то" суть одно".

Кафка, изображая душевный мир героя, который являлся для негочем-то

вроде терра инкогнита, пытался сделать так, чтобы каждый шаг грозил

неожиданными открытиями, за которыми грезились бы еще более грандиозные

пространства - сейчас это обозначили бы термином «виртуальная реальность».

Сверхъестественные обстоятельства застают героев Кафки врасплох, в

самые неожиданные для них моменты, в самые неудобные место и время,

заставляя испытывать «страх и трепет» перед бытием. Из произведения в

произведения живописуется история человека, оказавшегося в центре

метафизического противоборства сил добра и зла, но не сознающего

возможности свободного выбора между ними, своей духовной природы и тем

самым отдающего себя во власть стихий.

Когда мы говорим «реальность», мы имеем в виду все в совокупности -

усредненную пробу смеси из миллиона индивидуальных реальностей. Абсурдный

герой обитает в абсурдном мире, но трогательно и трагически бьется, пытаясь

выбраться из него в мир человеческих существ, - и умирает в отчаянии.

Через все творчество Кафки проходит постоянное балансирование между

естественным и необычайным, личностью и вселенной, трагическим и

повседневным, абсурдом и логикой, определяя его звучание и смысл. Нужно

помнить об этих парадоксах и заострять внимание на этих противоречиях,

чтобы понять абсурдное произведение. Произведениям Кафки присуща

естественность - это категория, трудная для понимания. Есть произведения,

где события кажутся естественными читателю, но есть и другие (правда, они

встречаются реже), в которых сам персонаж считает естественным то, что с

ним происходит. Имеет место странный, но очевидный парадокс: чем

необыкновеннее приключения героя, тем ощутимее естественность рассказа. Это

соотношение пропорционально необычности человеческой жизни и той

естественности, с которой он ее принимает. Роман «Процесс» в данном

отношении особенно показателен. Герой Ф. Кафки осужден. Он узнает об этом в

начале романа. Судебный процесс преследует его, но если Йозеф К. и пытается

прекратить дело, то все свои попытки он совершает без всякого удивления. Мы

никогда не перестанем изумляться этому отсутствию удивления. Именно такое

противоречие и является первым признаком абсурдного произведения. Сознание

через конкретное отражает свою духовную трагедию; оно может сделать это

лишь при помощи вечного парадокса, который позволяет краскам выразить

пустоту, а повседневным жестам – силу вечных стремлений.

Метаметафора обнаруживается в наложении двух миров, в столкновении

чего-то неестественного с реальным, то есть в абсурдной ситуации. Но

осознать наличие этих двух миров - значит уже начать разгадывать их тайные

связи. У Ф. Кафки эти два мира - мир повседневной жизни и фантастический.

Кажется, что писатель постоянно находит подтверждение словам Ницше:

«Великие проблемы ищите на улице». Тут точка соприкосновения всех

литературных произведений, трактующих человеческое существование, - вот в

чем основная абсурдность этого существования и в то же время его

неоспоримое величие. Здесь оба плана совпадают, что естественно. Оба

отражают друг друга в нелепом разладе возвышенных порывов души и преходящих

радостей тела. Абсурд в том, что душа, помещенная в тело, бесконечно

совершеннее последнего. Желающий изобразить эту абсурдность должен дать ей

жизнь в игре конкретных параллелей. Именно так Ф. Кафка выражает трагедию

через повседневность, а логику через абсурд. В произведениях абсурда

скрытое взаимодействие соединяет логическое и повседневное. Вот почему

герой «Превращения» Замза по профессии коммивояжер, а единственное, что

угнетает его в необычном превращении в насекомое, - это то, что хозяин

будет недоволен его отсутствием. У Замзы вырастают лапы и усики,

позвоночник сгибается в дугу. Нельзя сказать, что это его совсем не

удивляет, иначе превращение не произвело бы никакого впечатления на

читателя, но лучше сказать, что происшедшие с Замзой изменения доставляют

ему лишь легкое. беспокойство. Все искусство Ф. Кафки в этом нюансе.

Чтобы выразить абсурд, Ф. Кафка пользуется логической взаимосвязью.

Мир Ф. Кафки - это в действительности невыразимая метамеатфорическая

вселенная, где человек позволяет себе болезненную роскошь “ловить рыбу в

ванне, зная, что там он ничего не поймает”.

Искусство Кафки - искусство пророческое. Поразительно точно

изображенные странности, коими так наполнена воплощенная в этом искусстве

жизнь, читатель должен понимать не более как знаки, приметы и симптомы

смещений и сдвигов, наступление которых во всех жизненных взаимосвязях

писатель чувствует, не умея, однако, в этот неведомый и новый порядок вещей

себя «вставить». Так что ему ничего не остается, кроме как с изумлением, к

которому, впрочем, примешивается и панический ужас, откликаться на те почти

невразумительные искажения бытия, которыми заявляет о себе грядущее

торжество новых законов. Кафка настолько этим чувством полон, что вообще

невозможно помыслить себе ни один процесс, который в его описании –

например, всего-навсего процесс юридического расследования в романе

“Процесс”- не подвергся бы искажениям. Иными словами, все, что он

описывает, призвано «давать показания» отнюдь не о себе, а о чем-то ином.

Сосредоточенность Кафки на этом своем главном и единственном предмете, на

искажении бытия, может вызвать у читателя впечатление мании, навязчивой

идеи.

На протяжении всего романа «Замок» неустанно, всеми средствами

обрисовывается и всеми красками расцвечивается гротескная несоизмеримость

человеческого и трансцендентного, безмерность божественного, чуждость,

зловещность, нездешняя алогичность, нежелание высказать себя, жестокость,

безнравственность высшей власти.

Кафку считают религиозным юмористом, потому и благодаря тому, что

безмерность надмирного , его непонятность и недоступность человеческому

разумению он изображает не патетически-помпезно , не посредством

грандиозного восхождения в царство возвышенного , как это обычно пытаются

делать поэты , а видит и описывает как какой-то австрийский госархив с его

велеречиво-мелочной , вязкой , недоступной и непредсказуемой бюрократией ,

с необозримым нагромождением папок и инстанций, с неясной иерерхией

чиновников, ответственность которых неустановима,- то есть описывает

сатирически, но при этом - с самой искренней, доверчивой, неустанно

стремящейся проникнуть в непонятное царство Милости покорностью, которая

всего лишь выступает в обличье сатиры, а не пафоса.

Особенность Кафки заключается в том, что он, сохранив всю

традиционную структуру языкового сообщения, его грамматико-синтаксическую

связность и логичность, связность языковой формы, воплотил в это структуре

кричащую, вопиющую нелогичность, бессвязность, абсурдность содержания.

Специфически кафкианский эффект – все ясно, но ничего не понятно. Но при

вдумчивом чтении, осознав и приняв правило его игры, мы можем убедиться,

что Кафка немало чего важного рассказал о своем времени. Начать с того, что

он абсурд назвал абсурдом и не побоялся воплотить его.

Новелла «Превращение» (1916) ошеломляет читателя с первой же фразы:

«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил,

что он у себя в постели превратился в страшное насекомое». Сам факт

превращения человека в насекомое, так попросту, в классической

повествовательной манере сообщенный в начале рассказа, конечно, способен

вызвать у читателя чувство эстетического шока; и дело здесь не столько в

неправдоподобии ситуации (нас не шокирует, например, тот факт, что майор

Ковалев у Гоголя не обнаружил утром у себя на лице носа), сколько,

разумеется, в том чувстве почти физиологического отвращения, которое

вызывает у нас представление о насекомом человеческих размеров. Будучи как

литературный прием вполне законным, фантастический образ Кафки тем не менее

кажется вызывающим именно в силу своей демонстративной «неэстетичности».

Однако представим себе на минуту, что такое превращение все-таки

случайность; попробуем примириться на время чтения с этой мыслью, забыть

реальный образ гипернасекомого, и тогда изображенное Кафкой дальше

предстанет странным образом вполне правдоподобным, даже обыденным. Дело в

том, что в рассказе Кафки не оказывается ничего исключительного, кроме

самого начального факта. Суховатым лаконичным языком повествует Кафка о

вполне понятных житейских неудобствах, начавшихся для героя и для его

семейства с момента превращения Грегора. Все это связано с некоторыми

биогрфическими обстоятельствами жизни самого Кафки.

Он постоянно ощущал свою вину перед семьей – перед отцом прежде всего; ему

казалось, что он не соответствует тем надеждам, которые отец, владелец

небольшой торговой фирмы, возлагал на него, желая видеть сына преуспевающим

юристом и достойным продолжателем семейного торгового дела. Комплекс вины

перед отцом и семьей – один из самых сильных у этой в самом точном смысле

слова закомплексованой натуры, и с этой точки зрения новелла «Превращение»

- грандиозная метафора этого комплекса. Грегор – жалкое, бесполезное

разросшееся насекомое, позор и мука для семьи, которая не знает, что с ним

делать.

Однако если творчество Кафки было б только самобичеванием, только

изживанием сугубо личных комплексов, едва ли оно бы получило такой мировой

резонанс. Последующее поколение читателей снова и снова приходили в

ошеломление от того, сколь многие черты общественного бытия 20-го века

пророчески предсказал Кафка в своих произведениях. Рассказ «В

исправительной колонии», например, сейчас прочитывается как страшная

метафора изощренно-бездушного, мехонической бесчеловечности фашизма и

всякого тоталитаризма вообще. Атмосфера его романов «Процесс» и «Замок»

восринимается как грандиозная метафора – метаметафора - столь же

бездушного и механического бюрократизма.

То, как Кафка показал абсурдность и бесчеловечность тотальной

бюрократизации жизни в 20-ом веке, поразительно. И ведь наверняка такой

степени обесчеловечения общественного механизма европейское общество времен

Кафки не знало, если и знало, то, видимо, только в нацистской Германии. Так

что здесь какой-то поистине необыкновенный дар смотреть в корень,

предвидеть будущее развитие определенных тенденций. И вот тут-то Кафка,

между прочим, на какой-то момент соприкасается с устремлениями

экспрессионистов: это они мечтали в своем искусстве понимать не единичные

явления, а законы; мечтали, но не осуществили этой мечты, а вот Кафка

именно ее и осуществил – его сухая, жесткая, без метафор, без тропов, как

бы лишенная плоти проза и есть воплощение формулы современного бытия, его

самого общего закона; конкретные числа и конкретные варианты могут быть

разными, но суть – одна, и она выражается формулой. С чисто художественной,

технической стороны Кафка достигает такого эффекта прежде всего с помощью

вполне определенного приема. Это прием материализации метафор, причем

метафор так называемых языковых, уже стершихся, тех, чей переносный смысл

уже не воспринимается. Когда мы говорим, например, о том или ином человеке

– «он потерял человеческий облик»,либо о том или ином явлении – «это чистый

абсурд», или «это уму непостижимо», или «это как кошмарный сон», мы, по

сути, пользуемся такими языковыми метафорами, прибегаем к смыслу не

буквальному, а переносному, образному. Мы понимаем, что облик-то все-таки

человеческий, а не лошадиный, не собачий и т. д.; и выражение «уму

непостижимо» всего лишь есть сгущение нашего впечатления от какого-либо

события; потому что,попроси кто-нибудь нас в следующую минуту рассказать о

причинах этого события, мы все-таки объяснение-то дадим; пусть свою версию,

но все-таки мы предполагаем всегда, что нашему уму это все же доступно.

Кафка последовательно материализует именно эту умунепостижимость,

абсурдность, фантасмогоричность. Что больше всего озадачивает в его прозе –

это снова и снова всплывающая алогичность, неправдоподобность причинно-

следственных сцеплений; особенно это заметно, когда неизвестно откуда вдруг

по ходу дела появляются предметя и люди, которых здесь просто не должно

быть. Многие исследователи отмечали эту особенность повествования у Кафки.

Суть в том, что Кафка весь сюжет своего повествования методически строит по

принципу, по какому оформляется «сюжетика» сна. И это уже сложно назвать

метафорой. Если вы припомните свои сны, то вы обнаружите, что в сон сразу

же вливается то, о чем или ком вы подумали. Все новое сцепляется с другими

предметами и явлениями так, как в реальности не может быть.

В обычном, нормальном мире человек, бодрствуя, живет в мире

логических причинно-следственных связей, во всяком случае так считает. Ему

все привычно и объяснимо, а вот засыпая, человек уже погружен в сферу

алогизма. Художественный трюк Кафки в том, что у него все наоборот. У него

алогизм и абсурд начинается, когда человек просыпается.

Главный мотив творчества Ф.Кафки – отчуждение человека, его

одиночество – полностью раскрываются в его произведениях. В трех романах

Кафки – «Америка», «Замок», «Процесс» - речь идет о все более тяжелых

формах смертельного одиночества. Чем более одинок герой, тем тяжелее его

судьба. Карл Россман – герой романа «Америка» - еще только затеривается в

перепетиях судьбы; судьба героя «Замка» зашла в тупик, он становится

отверженным; Йозеф К. – уже преследуемое животное, доведенное до гибели. В

первом романе одиночество - еще пока общественное явление, конкретное; во

втором – символическое, «метафизическое», но еще достаточно хорошо ощутимы

его конкретные общественные взаимосвязи; в третьем – полностью

«метафизическое», абстрактное, символическое, в реальной жизни совершенно

невозможное и абсурдное.

В заключение можно отметить, что метаметафора в творчестве Франца

Кафки является не отдельно взятым тропом, а приемом, с помощью которого

происходит организация того или иного текста. Метаметафора заключена в

самой идее произведения, то есть в превращении Грегора Замзы в насекомое

или беспричинный арест Йозефа К. и т.д. С помощью метаметафоры художник

добивается необыкновенного эффекта: какой-то абсурдностью, нелепостью он

заставляет задумываться над главными законами бытия, над трагичностью

человеческой судьбы, над существованием каких-то высших сил, управляющих

жизнью людей.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.Анализ стилей зарубежной художественной и научной литературы. М.,1986.

Вып.5.

2.Аристов В. Заметки о «мета».//Арион: Журнал поэзии. М.,1997. Вып.4(16).

3.Батай Ж. Литература и Зло. М.,1994.

4.Бланшо М. От Кафки к Кафке. М.,1998.

5.Давид К. Франц Кафка. Харьков,1998.

6.Карельский А. Лекция о творчестве Франца Кафки.// Иностранная литература.

1995. №8.

7.Литературные манифесты от символизма до наших дней./ Сост. С.Джимбинов.

М.,2000.

8.Манн Т. В честь поэта.// Нева. 1993. №7.

9.Матран Л. Актуален ли Кафка?// Вопросы философии. 1975. №9.

10.Набоков В.В. Лекции по зарубежной литературе. М.,1998.

11.Филологические исследования. М.,1990.

РЕФЕРАТ

по зарубежной литературе

«Метаметафора

в творчестве Франца Кафки».