О Мартынове Н.С.

Вопрос «М.Ю. Лермонтов и госпожа Адель Оммер де Гелль» отразился во

многих сочинениях о поэте. Большинство из них было написано в первой

половине двадцатого века, уже в советское время, когда обличать во всех

грехах царское самодержавие и, особенно, николаевскую эпоху, было

идеологически модно. Вспомним некоторые из них: повесть «Штос в жизнь»

Бориса Пильняка, «Мишель Лермонтов» Сергея Сергеева-Ценского, «Тринадцатая

повесть о Лермонтове» Петра Павленко, роман «Бегство пленных, или История

страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова»

Константина Большакова.

Нет надобности доказывать, насколько была политизирована вся наша

жизнь на протяжении десятилетий. Это относится не только к беллетристике,

но и к литературоведению. По версии, бывшей в сущности, официальной,

главной причиной гибели Лермонтова была ненависть царя к поэту-бунтарю, и

усилия исследователей-лермонтоведов были направлены в основном на

обоснование этой версии. Причем роль организатора дуэли отводилась князю

А.Васильчикову, сыну одного из царских любимцев. Так, Э.Герштейн называет

А.И.Васильчикова скрытым врагом поэта и посвящает ему целую главу своей

книги «Судьба Лермонтова» под названием «Тайный враг». О.П. Попов считает,

что роль князя Васильчикова «больше сочинена, чем изучена, и вряд ли была

значительной». (См. : Попов О.П. Лермонтов и Мартынов // Мера. – Санкт-

Петербург, 1994. - № 4. – С.84-90).

Главную роль в трагедии у подножия Машука, безусловно, сыграл Николай

Мартынов, и следует прежде всего обратиться к его личности и к истории его

отношений с поэтом, отказавшись при этом от его примитивной характеристики,

которая давалась ему на протяжении долгого времени: якобы был глуп,

самолюбив, озлобленный неудачник, графоман, всегда находившийся под чьим-

либо влиянием.

Во-первых, назвать его неудачником нельзя – ведь в свои 25 лет он

имел уже чин майора, в то время как сам Лермонтов был всего лишь поручиком

Тенгинского полка, а его литературный герой – Максим Максимыч, всю жизнь

прослуживший на Кавказе, штабс-капитаном.

Глупым он тоже, скорее всего, не был. Например, знавший его декабрист

Н.И. Лорер писал, что Николай Соломонович имел блестящее светское

образование. Сам факт длительного общения Лермонтова с Мартыновым говорит о

том, что последний не был примитивным человеком и чем-то был интересен

поэту.

Вообще-то однокурсником Лермонтова по Школе юнкеров был старший брат

Николая Соломоновича Михаил (1814-111860). Однако именно Николаю суждено

было стать убийцей поэта.

Они оба родились в октябре (только Лермонтов годом раньше), оба

закончили Школу юнкеров, были выпущены в Конную гвардию (Мартынову, кстати,

довелось служить в одном полку с Дантесом), да и на Кавказ они отправились

одновременно. В тяжелой компании 1840 года они участвовали в экспедициях и

многочисленных стычках с горцами. И оба писали об этой войне стихи.

О поэтических опытах Мартынова принято отзываться пренебрежительно.

Его самого часто называют «графоманом» и «бездарным рифмоплетом». Вряд-ли

справедливо

называть его так. Мартынов редко брался за перо, и все написанное им может

поместиться в совсем небольшую книжку. Стихи его действительно не

выдерживают сравнения с лермонтовскими. А чьи, собственно, могут выдержать

подобное сравнение? Хотя есть у него строфы вовсе неплохие. Вот, например,

как иронически он описывает парад в своей поэме «Страшный сон»:

Как стройный лес, мелькают пики.

Пестреют ярко флюгера,

Все люди, лошади велики,

Как монумент царя Петра!

Все лица на один покрой,

И станом тот, как и другой,

Вся амуниция с иголки,

У лошадей надменный вид,

И от хвоста до самой холки

Шерсть одинаково блестит.

Любой солдат – краса природы,

Любая лошадь – тип породы.

Что офицеры? – ряд картин,

И все – как будто бы один!

Пробовал Мартынов свои силы и в прозе: сохранилось начало его повести

«Гуаша» - где рассказывается о печальной истории влюбленности русского

офицера в «молодую черкешенку необыкновенной красоты»: «Судя по росту и по

гибкости ее стана, это была молодая девушка; по отсутствию же форм и в

особенности по выражению лица, совершенный ребенок; что-то детское, что-то

неоконченное было в этих узких плечах, в этой плоской, еще не налившейся

груди…

- Представь себе, Мартынов, ведь ей только 11 лет! Но что это за дивное и

милое создание!

И взгляд его при этих словах был полон невыразимой нежности.

- Здесь, князь, в 11 лет девушек замуж выдают… Не забудьте, что мы здесь не

в России, а на Кавказе, где все скоро созревает…

С первого дня, как увидел Долгорукий Гуашу (так называли молодую

черкешенку), он почувствовал к ней влечение непреодолимое; но что всего

страннее: и она, с своей стороны, тотчас же его полюбила… Случалось, что в

порывах шумной веселости она забежит к нему сзади, схватит его неожиданно

за голову и, крепко поцеловав, зальется громким смехом. И все это

происходило на глазах у всех; она не выказывала при том ни детской робости,

ни женской стыдливости, не стесняясь даже несколько присутствием своих

домашних.

Все мною слышанное крайне удивляло меня: я не знал, как согласить в

уме своем столь вольное обращение девушки с теми рассказами о

неприступности черкесских женщин и о строгости нравов вообще… Впоследствии

я убедился, что эта строгость существует только для замужних женщин,

девушки же у них пользуются необыкновенной свободой…»

Главное же сочинение Мартынова – поэма «Герзель-аул» - основано на

личном опыте. Оно является документально точным описанием июньского похода

в Чечню 1840 года, в котором сам Мартынов принимал деятельное участие:

Крещенье порохом свершилось,

Все были в деле боевом;

И так им дело полюбилось,

Что разговоры лишь о нем;

Тому в штыки ходить досталось

С четвертой ротой на завал,

Где в рукопашном разыгралось,

Как им удачно называлось,

Второго действия финал.

Вот от него мы что узнали:

Они в упор по нас стреляли,

Убит Куринский офицер;

Людей мы много потеряли,

Лег целый взвод карабинер,

Поспел полковник с батальоном

И вынес роту на плечах;

Чеченцы выбиты с уроном,

Двенадцать тел у нас в руках…

Интересно, что в творчестве Мартынова тоже правдиво отразились реалии

того времени. Есть в нем, например, упоминание о знаменитых кавказских

кольчугах:

Джигиты смело разъезжают,

Гарцуют бойко впереди;

Напрасно наши в них стреляют…

Они лишь бранью отвечают,

У них кольчуга на груди…

Достаточно реалистично описывает он сцену смерти раненного в бою

русского солдата:

Глухая исповедь, причастье,

Потом отходную прочли:

И вот оно земное счастье…

Осталось много ль? Горсть земли!

Я отвернулся, было больно

На эту драму мне смотреть;

И я спросил себя невольно:

Ужель и мне так умереть:..

Схожие сцены можно найти и у Лермонтова, в знаменитом стихотворении

«Валерик», созданном на материале той же летней кампании 1840 года.

Неудивительно, что Мартынова впоследствии обвиняли и в «попытке творческого

состязания» с Лермонтовым, и в «прямом подражании».

Однако взгляды на войну были различны. Лермонтов воспринимал

происходящее на Кавказе как трагедию, мучась вопросом: «Зачем?» Мартынову

эти сомнения были неведомы. Он находился в полной уверенности в праве

России применять против неприятеля тактику выжженной земли (вопрос, на

котором российское общество раскололось на два лагеря и в наши дни):

Горит аул невдалеке…

Там наша конница гуляет,

В чужих владеньях суд творит,

Детей погреться приглашает,

Хозяйкам кашицу варит.

На всем пути, где мы проходим,

Пылают сакли беглецов.

Застанем скот – его уводим,

Пожива есть для казаков.

Поля засеянные топчем,

Уничтожаем все у них…

Наверное, это дело будущих исследователей оценить по-достоинству, как

исторический источник, подобные сочинения. Однако, надо признать – в них

много правды.

Считается, что в этой же поэме Мартынова содержится шаржированный

портрет Лермонтова:

Вот офицер прилег на бурке

С ученой книгою в руках,

А сам мечтает о мазурке,

О Пятигорске, о балах.

Ему все грезится блондинка,

В нее он по уши влюблен.

Вот он героем поединка,

Гвардеец, тотчас удален.

Мечты сменяются мечтами,

Воображенью дан простор,

И путь, усеянный цветами,

Он проскакал во весь опор.

О какой блондинке пишет в своих стихах Мартынов мы можем только

догадываться…

Возвращаясь к вопросу о причинах и поводе роковой дуэли у подножья

Машука, хотелось бы заметить, что, пожалуй, из всех исследователей,

посвятивших целые тома этой проблеме, наиболее близко к решению давней

загадки подошел О.П.Попов. В своей статье «Лермонтов и Мартынов» он

проанализировал все возможные причины столкновения. И все они не кажутся

ему достаточно вескими для того, чтобы продиктовать столь суровые условия

поединка.

История Сальери и Моцарта? – Конечно нет. «Ничего подобного в

Мартынове обнаружить невозможно, - пишет О.П.Попов, - и на роль Сальери он

не годится». – Действительно, ведь Мартынов, собственно, не закончил ни

одного своего литературного произведения. Видимо, не счел главным для себя

литературное призвание. Хотя… У каждого Моцарта есть свой Сальери.

Небезосновательно опровергает Попов и версию В.Вацуро, писавшего в свое

время: «Ни Николай 1, ни Бенкендорф, ни даже Мартынов не вынашивали планов

убийства Лермонтова – человека. Но все они – каждый по-своему – создавали

атмосферу, в которой не было места Лермонтову – поэту».

Мартынов убил именно Лермонтова – человека. Как можно было создавать

атмосферу, в которой не было бы места Лермонтову – поэту, непонятно. Вот и

получается, что, если отбросить вздорные выдумки о том, будто дуэли не было

вовсе, а убил поэта подкупленный казак (версия Короткова, Швембергера),

остается в лермонтоведении неразрешенная загадка с именем «Adel», да еще

версия о защите Мартыновым чести сестры. Опровергая последнюю, Олег

Пантелеймонович Попов говорит о том, «что сестра гордилась тем, что ее

считают прообразом княжны Мери», а , следовательно, в защите чести не

нуждалась. Ну, сестра-то, может, и гордилась. Да только вот родственникам

это никак не нравилось. Опять-таки вопрос культуры и менталитета того

времени. Ведь есть же свидетельства о том, что не только досужие сплетники,

но и вполне серьезные читатели романа Лермонтова (Грановский, Катков)

увидели в княжне Мери младшую сестру Мартынова, причем считали, что княжна,

как и ее мать, изображена в невыгодном свете. А что касается истории с

пакетом писем Натальи, переданных из дома Мартынову через поэта, видимо,

наложившей ранее негативный отпечаток на отношения приятелей, то хоть

лермонтоведы и убедительно доказывают, что никакой вины тут Лермонтова не

было, - пакета он не вскрывал, писем не читал и не уничтожал, но мать

Мартынова – то думала иначе…

По нашему мнению очень важными в рассуждениях о преддуэльной ситуации

оказались два момента: во-первых, необходимость соединить версию истории

отношений Лермонтова с француженкой Adel с версией о защите Мартыновым

чести сестры, Во-вторых, не менее важно было разобраться с вопросом

датировки пребывания Адель Оммер де Гелль на Кавказе, чего до сих пор не

сумели сделать лермонтоведы. И только введение в научный оборот материалов

Карла Бэра (применительно к лермонтоведению это впервые было сделано нами –

Е.С.) позволило аргументировано говорить о том, что французская

путешественница находилась на Кавказе с 1839 по 1841 год включительно.

Таким образом, вырисовывается на наш взгляд вполне убедительная

версия ссоры Лермонтова с Мартыновым. Ведь не могла же быть настоящей

причиной ссоры пустяшная, даже не обидная шутка, сказанная Лермонтовым по-

французски на вечере в доме генерала Верзилина: «Горец с большим кинжалом»

(montaqnard au qrand poiqnard). «Мартынов, когда хотел, умел отшучиваться,

в конце концов, мог и прекратить знакомство, сохраняя свое достоинство», -

пишет О.П.Попов.

Произошедшее в Пятигорске расценивается нами как большая человеческая

трагедия. Трагедия непонимания. Несовпадения двух менталитетов, двух

взглядов на жизнь. Добропорядочный, встроенный в социальную структуру

общества своего времени Мартынов и трансцендентальный лирик, которому

суждено было стать музыкой души своего народа. Он не был рожден для того,

чтобы воспроизводить биологическую массу. У него было иное предназначение,

которое дается одному из миллионов. Осознать это предназначение не сумели

многие современники Лермонтова.

Да и сегодня можно еще услышать множество вопросов об этой сложной,

многогранной натуре. Наверное, понять его можно только с позиций

философского знания. Именно поэтому мы обращаемся с заметным опозданием к

трудам русских религиозных философов Данилевского, Соловьева. С их помощью

нам предстоит понять во всей глубине и жизнь великого Лермонтова, и его

творчество, ставшее самым дорогим камнем в сокровищнице русской литературы.

Дополнение.

Интересный эпизод мы встречаем в труде Д.М. Павлова «Прототипы княжны

Мери» (отдельные оттиски из газеты «Кавказский край» №№ 156 и 157 1916

года). Он приводит остроту, которой обменялись, якобы, Лермонтов и

Мартынов:

- «Женись Лермонтов, - говорил ему его самоуверенный товарищ, - я сделаю

тебя рогоносцем».

- Если мое самое пламенное желание, - будто бы ответил поэт, -

осуществится, то тебе, любезный друг, это будет невозможно.

Далее Павлов пишет: «Из этих слов Мартынов заключил, что Лермонтов

«имеет виды на руку его сестры». Догадки эти, однако, не оправдались. В

1841 году Лермонтов интересуется уже другими видными прелестницами и делает

это на глазах у брата своей бывшей симпатии…

Вполне допустимо, что именно эта перемена фронта дала семье

Мартыновых мнимое право высказывать утверждение, что «Лермонтов

компроментировал сестер своего будущего убийцы» (Русский Архив, 1893, кн.2.

– С.610, кн. Д.Оболенский). А это обстоятельство, в связи с раздутой

историей о распечатанном будто-бы поэтом письме и дневнике Натальи

Соломоновны, сыграло, как известно, роль самой главной причины в истории

ненависти Мартынова к своему бывшему другу…

Недаром собравшаяся во дворе Чилаевской усадьбы, в которую было

привезено бездыханное тело поэта, толпа повторяла слух, что причиной дуэли

послужила барышня.

- Дуэль-то произошла из-за барышни!, - крикнул кто-то производившему

следствие подполковнику Унтилову (Карпос, Рус.М., 78. – 1890., С.ХП).