рефераты
рефераты
Главная
Зоология
Инвестиции
Иностранные языки
Информатика
Искусство и культура
Исторические личности
История
Кибернетика
Коммуникации и связь
Косметология
Криминалистика
Криминология
Криптология
Кулинария
Культурология
Литература
Литература зарубежная
Литература русская
Логика
Военная кафедра
Банковское дело
Биржевое дело
Ботаника и сельское хозяйство
Бухгалтерский учет и аудит
Валютные отношения
Ветеринария
География
Геодезия
Геология
Геополитика
Государство и право
Гражданское право и процесс
Делопроизводство

Платонов о войне


Платонов о войне

План:

I. Отношение к фашизму в довоенной прозе А. Платонова. Война –

трагедия народа.

II. Русский народ в годы войны.

1. 1. Семен Саввин – герой рассказа «Броня».

2.

2. Образы крестьян, прежде мирных тружеников, ставших

защитниками Отечества.

3. 3. Душевное состояние человека во время боя.

4.

4. Народный характер Великой Отечественной войны в прозе А.

Платонова.

5. Смерть – «необходимое творчество жизни». «Смерть победима… Живое

существо, защищаясь, само становится смертью для враждебной силы,

которая несет ему гибель».

6. Образы гитлеровских воинов в рассказах А. Платонова. Отношение

русского народа к завоевателям.

7. Тема добра и зла в военной прозе А. Платонова.

8. Рассказ «Сержант Шадрин» – история судьбы русского солдата.

9. Возвращение солдата-победителя. Жизнь после войны.

III. Произведения А. Платонова – размышления о главных вопросах

человеческого бытия.

Я бы хотел,

чтобы некоторые мыли,

рожденные войной и долгим

опытом жизни и, может

быть, имеющие общую

важность, не обратились в

забвение вместе с моим

прахом и послужили,

как особого рода

оружие, тому же делу,

которому служил и я. А я

служил и служу делу защиты

нашего общего отчего

крова, называемого

Отчизной, я работаю

всем своим духом… на

оборону живой целости

нашей земли,

которую я полюбил еще

в детстве наивным

чувством, а позже -

осмысленно, как

солдат, который

согласен отдать обратно

жизнь за эту землю,

потому что солдат

понимает: жизнь ему

одолжается Родиной лишь

временно. Вся честь

солдата заключается в

этом понимании; жизнь

человека есть дар,

полученный им от Родины,

и при нужде

следует уметь возвратить

этот дар обратно.

А. Платонов. «Размышления офицера»

Интерес, появившийся сейчас к судьбе и социально-нравственным

исканиям Андрея Платонова, вызван к действительности духовным

состоянием современного общества, переживающего перелом, связанный с

переоценкой нашей истории и преодолением различных деформаций.

Вопросы, которыми мы сегодня задаёмся, задачи, которые мы решаем,

воспоминания, которые нас тревожат, ориентиры, по которым мы стремимся

прогнозировать и строить наше будущее - все это имеет большое значение для

возрождения нашего народа.

Проза А. Платонова проникнута страстным, глубоко сокровенным поиском

«смысла отдельного и общего человеческого существования» в эпоху

интенсивной ломки жизненного уклада и представлений о мире и человеке.

«Как бы человек ни хотел применить свою жизнь, прежде всего ему

необходимо обладание собственной жизнью; если же ею, его жизнью, владеют

другие люди, то есть человек несвободен, то он бессилен не только применить

свои силы с благородной целью, как личность, но и вообще не существует… В

будущем человеке элемент свободы осуществится как высшая и самая

несомненная реальность. Больше того, эта личная свобода будет служить

объединению человечества, ибо свобода – это общественное чувство и она не

может быть применима в эгоистических целях» (А. Платонов. «Карагёз»).

При чтении произведений А. Платонова нельзя не заметить, что он

охватывает весь воссоздаваемый им противоречивый мир прежде всего своим

пониманием, и в этом всепроникающем понимании заключается универсальная и

мудрая человечность художника.

В силу этого обстоятельства создается впечатление, что исторический

процесс в его искусстве носит фатальный характер, однако это ошибочное,

иллюзорное представление. На примере многих его произведений видно, сколь

велика роль человека в текущих делах действительности. С особенной силой

эта роль проявляется в тяжелое и трагическое время, каким является период

Великой Отечественной Войны 1941 – 1945 годов. Как писал Л.Н. Толстой в

своем произведении «Война и мир» о другой Отечественной Войне нашего

народа: «12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась

война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей

человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга

такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства,

подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств,

которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в

этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на

преступления».

Движущей силой этой агрессии против нашего народа являлся германский

фашизм. А.П. Платонов предчувствовал надвигающуюся угрозу и задолго до

начала Великой Отечественной войны думал о большой антифашистской

литературе, которая обладала бы в своем источнике очень сильным светом,

могущим проникнуть до самого «адова дна» фашистской души, где таятся во

мгле ее будущие дела и намерения. Как художник и мыслитель, он увидел в

европейском фашизме чудовищное извращение смысла жизни, отступление вспять

от идеалов, выработанных многовековыми усилиями мировой культуры.

Цивилизация, какой она предстала в обобщенных картинах рассказа «Мусорный

ветер», являла пример превращения человека в робота с однолинейной

программой на умерщвление действительности, на обрыв творческих социальных

и нравственных связей в обществе и истории: миллионы людей в гитлеровской

империи «могли теперь не работать, а лишь приветствовать: кроме них были

еще сонмы и племена, которые сидели в канцеляриях и письменно, оптически,

музыкально, мысленно, психически утверждали владычество гения-спасителя,

оставаясь сами безмолвными и безымянными». Гармонический человек с его

верой в разум и добро, грезившийся передовым умам XIX века, исчез - процесс

духовного распада порождал усовершенствованных уродов, увлекаемых «мусорным

ветром» милитаризма на суету перед немой силой исторического рока, «смысла

которого суетящиеся не понимают».

«Фашизм… кончится», писал А. Платонов в 30-е годы, «уничтожение…

злодеев является естественным жизненным делом», гитлеровская бездушная

военная машина будет остановлена и уничтожена советским народом, ибо «нигде

нет большего ощущения связи и родства людей между собою, как у нас».

Во время войны, ожидая мобилизации в действующую армию, А.

Платонов несколько месяцев провел в Уфе с семьей, пока не пришел

вызов из Союза писателей на службу в армейской печати. А. Платонов, не

теряя времени, исподволь изучает и накапливает военный материал, встречаясь

с прибывшими с фронта ранеными. Именно здесь, в одном из госпиталей,

писатель знакомится с будущим героем своего первого военного рассказа

«Броня» – обыкновенным моряком Семёном Саввиным, постоянно занятым мыслью

о том, как уберечь родной народ от гибели, а его землю от огня и разорения.

Движимый любовью и состраданием к Отчизне, Саввин, не долечившись,

отправляется с рассказчиком на поиски бумаг с расчетами сверхпрочной брони,

но погибает в неравной схватке с врагом. «Я поцеловал его, - заключает

рассказ автор, - я попрощался с ним навеки и пошел выполнять его

завещание о несокрушимой броне. Но самое прочное вещество, оберегающее

Россию от смерти, сохраняющее русский народ бессмертным, осталось в умершем

сердце этого человека». Так был открыт художником «новый металл» в

характере сражающегося народа: «твердый и вязкий, упругий и жесткий, чуткий

и вечный, возрождающий сам себя против усилия его разрушить».

Люди, знавшие А. Платонова в то время, вспоминали впоследствии, что во

внешности писателя было что-то от мастерового, рабочего человека, в силу

необходимости ставшего солдатом, чтобы защитить свою родину. Был он мягок и

прост в обращении, умел найти свое слово для каждого – будь то солдат,

генерал, старуха крестьянка или ребенок. Говорил глуховатым, низким

голосом, спокойно и ровно. Но порой бывал и резок, колюч, всегда абсолютно

нетерпим к фальши и хвастовству. Цепкий, острый взгляд его насквозь видел

собеседника. Особенно душевно умел Платонов разговаривать с солдатами –

тружениками войны.

Духом крестьянской основательности и домовитости существования и

поведения нашего народа на войне проникнуты и многие рассказы А.

Платонова, герои которых не утратили житейского интереса к обыденному, к

мелочам, к повседневности, ко всему тому, из чего складываются заботы

мирного труженика. Внутри немецкого танка Прохоров («О советском солдате»)

нашел мешочек с семенами сладкого клевера и «решил взять его на родину в

хозяйство»; он же «мог, склонившись на дороге, поднять комок земли и

кинуть его на поле, - чтоб и этот комок тоже мог рожать зерно, а не

растаптываться без пользы в прах ногами». Старослужащий-красноармеец,

расположившийся на ночлег в крестьянских сенях, слышит, как за перегородкой

«тяжко вздыхает, кашляет и чешется боком о сучок в стене» корова –

последняя надежда хозяйки-вдовы, оставшейся с четырьмя детьми («без коровы

ей с детьми погибель» понимает солдат).

В основе такого отношения к «житейской прозе» лежит и вековой труд,

нужда, хозяйский интерес, и особый порядок чувств, бескорыстная великая

любовь к жизни, к созидательным началам в ней. Тяжко вздыхающая в закутке

корова невидимыми узами родства соединяет красноармейца с вдовой-

крестьянкой и её четырьмя детьми; дума об их судьбе будет согревать солдата

в жестоком бою, где его ранит «в грудь насквозь», затем и в госпитале,

выписавшись из которого он на пути в часть зайдёт к вдовице: «Корова её

телушкой отелилась, дети живы и здоровы, сама хозяйка тоже ничего живёт и

видом подобрела… Я поговорил с вдовицей по душам… дети её при мне сиротами

не будут».

Встреча с сухоруким парнишкой («Ветер – хлебопашец»),

приспособившим плуг к мельнице, с тем чтобы ветер помог ему вспахать

хлебную ниву, а потом поднять на ноги немощных деревенских стариков и

малолетних детей, также вселяет в солдата чувство братства нашего

народа: «Он был хлебопашец, а я солдат. Он кормит мир, я берегу его от

смертного врага. Мы с пахарем живем одним делом».

Народ очень скоро обживается на войне, привыкает к ней, и

житейские, обыкновенные интересы совершенно вытесняют в нем чувство

страха: в прифронтовой полосе «крестьянин обкашивает траву на зимний

корм скотине вокруг подбитого «тигра», а его хозяйка вешает на буксирный

крюк «фердинанда» рядно для просушки. Солдат А. Платонова – открывает ли

окоп, расчищает ли реку от валунов для прохода танков – делает все с

таким тщанием и основательностью, как если бы он ставил избу или

корчевал кустарник под новое поле. Война в сознании народа - прежде

всего необходимый труд. Старшина Сычов («Оборона Семидворья») «вел

войну экономически и бережливо», он смотрел на нее как «на хозяйство и

аккуратно считал и записывал труд своей роты по накоплению павшего

врага». «Нам надо и работать и воевать к спеху: небось минута

времени войны народу целый миллион стоит, не считая того,

что и в людях потеря, и на душе тоска…» - говорит

ординарец Лука Семенович из рассказа «На Горынь-реке».

Наряду с трудным освоением жизни, вырабатывающим в людях

терпение, глубокое чувство сообщества и родства, чадолюбие,

уверенность во всепобеждающей силе работы, житейский талант,

глубокое понимание природы, в русском человеке, по А. Платонову,

уживается странная и неразумная любовь к убыточным стихиям -

пожарам, наводнениям, бурям, грозам. Притягательную силу этих

стихий для человека писатель объясняет тайной надеждой людей на

перемену в жизни, их стремлением к свободе и разнообразию, к

полному самовыражению характеров: «Россия обильна людьми, а не

числом их… разнохарактерностью и своеобразием каждого человека… Фома

и Ерема, по сказке, братья, но вся их жизнь занята заботой,

чтобы ни в чем не походить один на другого».

Из природных стихий А. Платонов любил ливневую грозу,

кинжально сверкающие во мраке молнии, сопровождаемые мощными раскатами

грома. Классические образцы мятежной пейзажной живописи представил он

в рассказах «Июльская гроза» и «В прекрасном и

яростном мире». После очистительно действующей ливневой грозы, в

ярости смывающей бесплодный прах пыли с деревьев, трав, дорог и

церковных куполов, мир представал обновленным, торжественным и

величественным, словно заново возвращалось в него лучшее из

утраченного от сотворения света. По образной пластике и эмоциональному

накалу в прозе А. Платонова трудно найти другие картины природы,

которые превосходили бы его же описание грозы. Жалящие мрак лезвия

молний с наплывающими на темноту громовыми разломами - состояние,

отвечающее внутреннему укладу писателя, его пониманию исторического

процесса, очищающегося от скверны в яростных мгновениях

действительности, в которых истребляется зло и увеличивается накопление

добра в мире: «…неправедно погубленное и погибшее обязательно вновь

возникнет на свете и возникнет в более совершенной и прекрасной

форме, чем существовало прежде» («Житель родного города»).

«Природа встревожилась до ярости, и теперь она метала

молнии сверху вниз и параллельно земле, словно ища себе исхода и

не находя его. Канонаду нашей артиллерии умножало небо громом

грозы, и общее их грохотанье повторялось откликами волнообразной

равнины и уходило дальними, смягченными голосами в глубь нашей

родины. Свет молний и пушечного огня, скрежещущий и раскатывающийся

рев канонады и грома, и мрак ливня, озаряемый лишь магическими

вспышками человеческой и небесной ярости, создавали впечатление, что за

гранью нашей победы нас ожидает волшебная судьба, возвышенная и мощная

в материальной силе» («Бой в грозу»).

Разнообразие характеров, составляющих нацию, воспитывает в

народе отношение к отдельному человеку как к тайне, чуду, к

единственности и неповторимости его личности, отношение опять же

терпеливое, понимающее, незлобивое, умеющее прощать, уживаться с

непохожим, обращать эту непохожесть в строительный материал для

собственной души. К прелести человека, как и к тайне природной

стихии, свободной в своем движении, нельзя привыкнуть или стать

равнодушным, а живое чувство сопричастности действительности всегда

сопровождается созиданием человеческого в человеке. «К войне, раз уж

она случилась, русский человек относится не со страхом, а тоже со

страстным чувством заинтересованности, стремясь обратить ее

катастрофическую силу в творческую энергию для преобразования своей

мучительной судьбы, как было в прошлую войну или для сокрушения

всемирно-исторического зла фашизма, как происходит дело в нынешнюю

войну».

А. Платонов понимал: советский человек не сразу сделался

воином, и солдат, защитник Отечества, родился в нем не тогда, когда

он взял в руки оружие, а значительно раньше.

Более того: война в прозе А. Платонова - непосредственная,

прямая выработка социально-нравственной истины для всего

человечества, а подвиг и смерть во имя народа и его идеалов -

прозрение тайны и смысла человеческого существования, высшее

творчество счастья и жизни.

В рассказе «Одухотворённые люди» А. Платонов очень точно показал

душевное состояние человека во время боя. Это и подсознательное чувство

опасности, и воспоминание о матери, в то время когда смерть ходит рядом.

«Он пал вниз лицом, послушный мгновенному побуждению, тому острому

чувству опасности, от которого глаз смежается прежде, чем в него попала

игла. Он и сам не понял вначале, отчего он вдруг приник к земле, но, когда

смерть стала напевать над ним долгою очередью пуль, он вспомнил мать,

родившую его. Это она, полюбив своего сына, вместе с жизнью подарила ему

тайное свойство хранить себя от смерти, действующее быстрее помышления,

потому что она любила его и готовила его в своем чреве для вечной жизни,

так велика была ее любовь».

Так устроен человек, что без мыслей о будущем ему трудно жить в

настоящем.

«Наутро снова будет бой. Одинцов ожидал его с желанием: всё равно нет

жизни сейчас на свете и надо защитить добрую правду русского народа

нерушимой силой солдата. «Правда у нас, - размышлял краснофлотец над

спящими товарищами. – Нам трудно, у нас болит душа…Правда есть, и она

записана у нас в книгах, она останется, хотя бы мы все умерли. А этот

бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила – это наш страшный сон. В

нём многие помрут, не очнувшись, но человечество проснётся, и будет опять

хлеб у всех, люди будут читать книги, будет музыка и тихие солнечные дни с

облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа

их станет полной…»

И Одинцову представилась вдруг пустая душа в живом, движущемся

мертвяке, и этот мертвяк сначала убивает всех живущих, а потом теряет

самого себя, потому что ему нет смысла для существования и он не понимает,

что это такое, он пребывает в постоянном ожесточенном беспокойстве».

Война и смерть идут рядом. Никто не хочет умирать, но уж если этого не

миновать, нужно встретить смерть достойно.

«Фильченко представлял себе родину как поле, где растут люди, похожие

на разноцветные цветы, и нет среди них ни одного, в точности похожего на

другой; поэтому он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть

всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и

не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть

утешена. Ради того он и стоял здесь – ради того, чтобы остановить смерть,

чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал,

как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама

смерть обессилела, встретив его…»

И вот для оставшихся в строю краснофлотцев Паршина, Одинцова и их

командира Фильченко настал тот момент боя, когда человек во имя великой

цели переходит в своей душе границу восприятия мира.

В рассказе «Одухотворенные люди» события происходят под Севастополем,

в горький начальный период войны, когда враг силен, у него много техники.

Современники А. Платонова, грудью защитившие нашу страну от врага, поняли

и подтвердили мысль автора о том, что человек, если он настоящий

«одухотворенный» человек, в невыносимо трудных ситуациях боя отключает свой

инстинкт самосохранения и силой своего духа побеждает врага.

А. Дейнека "Оборона Севастополя"

«…Танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя

увидел живое, жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно

было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в

смерть это унылое железо, давящее душу и кости людей. Здесь одним

движением можно было решить, чему быть на земле - смыслу и счастью

жизни или вечному отчаянию. Разлуке и погибели.

И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге

дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его

счастье и его высшая жизнь, и он ее сейчас жадно и страстно

переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая

смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю

по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение

мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью

матери… Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю

Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу,

согласную умереть и требующую смерти, как жизни» («Одухотворенные

люди»).

Книга А. Платонова «Одухотворенные люди», оказавшаяся в

солдатском эшелоне, пошла по рукам - к минометчикам, артиллеристам,

хозвзводу, саперам, санитарам. Замасленная, зачитанная до дыр, с

подпаленными страницами, она не скоро вернулась к своему хозяину.

Сержант, принесший книгу ее законному владельцу, поражался: «…Откуда

он все это так доподлинно знает…»

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и

мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит

самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему

одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать

именно так, а не иначе.

Народный характер Отечественной войны определяется

в прозе А. Платонова главным образом естественным

восстанием всей русской истории, союза многих поколений

против фашизма - в великой битве с врагом защищались от

уничтожения исконное русское правдоискательство, традиционный

национальный дух, который «имеет интегральное

значение», потому что он «объединяет каждого человека с его

народом напрямую, объединяет с живыми и умершими

поколениями его Родины» («Размышления офицера»).

В военных рассказах дума о сражающемся народе как о

кровном сообществе живых с павшими и отошедшими в

прошлое поколениями с особенной силой владеет душой и

сердцем писателя. А. Платонов выражает эту думу не только

публицистически, что само по себе нетрудно, но стремится воплотить

ее в образах, сделать реальной, осязаемо силой в борьбе с

фашизмом. В этом неповторимое своеобразие прозы А.

Платонова военных лет, объясняющее ее странность, ее высокие

достоинства и вместе с тем необходимые издержки: в попытках

пробиться сквозь очевидное, временное и подверженное смерти, к

духовному и вечному, к непобедимой субстанции народного существования

художник порой «интегрировал» конкретных людей до вечного русского

человека, до чистого духа, до того главного, что уже не является

индивидуальным, а составляет нацию в ее стремлении к правде, красоте

и истине.

Задача, которую поставил перед собой А. Платонов,

- показать характер советского человека в Отечественной

войне как итог многовековой работы народа и в то же время

укоренить его в истории - не из легких. Ее выполнение требовало

мирного, спокойного времени и неторопливого эпоса. Но А. Платонов

не оставил решения «на потом», он ясно понимал: победа в войне

обеспечивается не только прочным металлом и истребительной

мощью оружия, но и духовным состоянием солдата, его

ощущением кровной связи поколений, доверивших ему свое будущее.

Фраза «человек отдает себя народу» для А. Платонова не

метафора, а точная, конкретная мысль, которая несет в себе еще и

ту истину, что отданное народу хранится тем свято и бережно. Умирающий

от ран подполковник («Размышления офицера») спрашивает своего

ординарца: «А еще что вышло из меня? Кровь - пустяк, еще

что вышло из меня, изнутри?» - «Боле ничего, товарищ

подполковник, что может быть такого, что из человека выходит…» -

«Нет, врешь… из меня важное вышло, главное… вышло: чем я жил, чем

держался, а теперь я весь пустой, дешевый стал…»

Дедушка Тишка («Рассказ о мертвом старике»), маленький и

сердитый, в одиночку «окоротил» всего немца у деревни

Отцовы Вершки, потому что «тут, на деревне, прошла вся его

жизнь, тут, на погосте, лежали в земле его родители, и тут же

он сам схоронил когда-то своих умерших детей, и младенцев и

взрослых». Почувствовав, что жизнь покидает его,

Тишка опустился на колени, повернулся лицом к деревенским

избам, поклонился им до земли на прощание: «Ну, теперь ты без

меня один живи, добрый и умный! Я тебе больше не помощник! -

вслух сказал дедушка Тишка, обращаясь к тому человеку, которого

он любил и которого никогда не видел».

А. Платонову важно показать историю на примере отдельного

человека, отобразить отдельную судьбу, выпадающую из жизненного

обращения и вновь возрождающуюся к действительности в другом, новом

человеческом существе, ради которого, продолжая дело своих

предков, и хотел принять смерть от врага то же старик Тишка,

поклонившийся напоследок всему прошедшему, что взрастило и воспитало

его, и благословивший на жизнь далекого человека, «доброго и

умного», которого он любил в своем сердце постоянно, но которого

«никогда не видел».

А. Платонов стремился раскрыть в образах сам процесс

духовного обмена между поколениями и движение истории; и то и

другое входило в его понимание народа как постоянно

саморазвивающейся и самосохраняющейся целостности, схваченной кровным

родством и общностью идеалов через матерей, отцов, дедов, детей,

внуков, правнуков… И то обстоятельство, что девятилетний карапуз из

рассказа «Дед солдат» легкой железной тяпкой разрушает мощную

плотину водоема, чтобы преградить путь вражеским танкам, а его дед

в это время, зайдя с тылу, «пополам перешибает немца», является

для А. Платонова высшей гарантией ненапрасности и осмысленности

исторического существования народа. В «Обороне Семидворья» шестеро

погибших солдат, не преданных земле по приказу лейтенанта Агеева,

стоят в полный рост в узкой траншее вместе с живыми воинами и

«продолжают бой» с противником. Прошлое и будущее, «живое» и

«мертвое» активно участвуют в жизненном процессе, образуя, через

самовосстановление обрываемых войной связей, «поле» истории. А.

Платонов необычайно чутко чувствует ситуацию необходимого обрыва в

созидании действительности, момент равностояния между жизнью и смертью,

«ничейную территорию» будущего, на которой должен решиться вопрос,

чему существовать на земле - смыслу и счастью или хаосу и отчаянию.

В рассказе «Штурм лабиринта» артиллерийский полк

готовится к взятию небольшого немецкого городка. Городок старый,

со сложными подземными коммуникациями, в которых укрылись

гитлеровские подразделения с танками, пушками, минометами, - совершенно

нельзя понять, где проходит линия обороны противника, какими

средствами враг располагает, как он может маневрировать в ходе

операции, сколько у него выходов из подземного, мощно укрепленного

лабиринта. Бакланов, командир артиллерийского полка, наводит справки

об истории немецкого города, о плане его глубинных сообщений и т.п.

- идет целое историко-архитектурное научное изыскание. Время от

времени Бакланов отрывается от документов, схем, карт и, для

умственной разрядки, обращается к своему ординарцу Елисею Копцову,

самодеятельному поэту, который на всякий расчет из цифири, не

теряясь, находит с виду шутейный, но очень глубокий и

серьезный ответ. Числовые образы Копцова распространились среди

бойцов под именем «Слово Елисея»: «Что есть два?… Два есть

семья: боец Елисей, да жена его Дарья, Дарья

Матвеевна любезная моя»; «один есть я, боец Копцов, и солнце одно,

и в полку один - полковой командир»; «сто есть жизнь, век

человека! Сто годов деды наши живали и нам завещали». В

побасенках ординарца много народной мудрости, они тоже участвуют в

выработке плана операции по захвату городка, постоянно корректируя

расчеты живыми образами Родины.

Артиллерийский полковник Кузьмин, сбитый с толку блуждающим

огнем противника и его маневренностью под землей, войдя в блиндаж,

спросил:

« - Елисей, что есть сорок и что есть ничто?

- Сорок, товарищ гвардии полковник, есть сумма от

сложения ручьев, протоков и речек, что перешел с боем, а

также и спокойно наш полк в прусской земле, - сообщил

Елисей.

- Точно, - вспомнил полковник Бакланов.

- А ничто есть пространство меж нами и противником.

Вот что ничто.

- В этом ничто вся сумма – то и содержится, где вычитают

нашего брата солдата, - улыбнулся полковник Кузьмин».

Конечно, пройденный полком путь больше, чем «ничто», но

именно на «нулевой полосе» должна сомкнуться разорванная «цепь»

жизненного развития, схлестнуться жизнь со смертью. Подобно тому

как прошлое и будущее сопутствуют народу в его исторической судьбе,

так и смерть с жизнью сопровождают отдельного человека на его

пути. Человек даже в мирное время много раз находится близко к

смерти, солдат постоянно служит при ней, но и тот и другой, порой

не сознавая этого, отводят смерть от себя на будущее. И поэтому

смерти, показывал Платонов, если ею окуплено праведное дело - в

высшем понимании и последнем выводе, - не существует; она есть

необходимое творчество жизни, самая жизнь в ее естественно

понятом стремлении, такая же неизбежная, как возрожденческое падение

достигнувшего абсолютной зрелости плода или отмирание зерна в

почве, «почувствовавшего способность» дальнейшей жизни. «Смерть

победима, - писал А. Платонов, - потому что живое существо,

защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая

несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда оно

соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее, обычно не запоминается,

хотя этот миг является чистой, одухотворенной радостью»; «принять

на себя удар смерти, направленный в народ, - этого

достаточно, чтобы быть счастливым и в огне».

Народ в целом, считал Платонов, также не однажды

подстерегает участь рабства или опасность стать исключительным

достоянием книжной истории - строительство социальной истины народом

не может питаться ни бесхребетным, парализующим общество добром,

ни жестокой волей, вытравляющей из общества душу; народ должен

созидать себя по исторической необходимости, складывающейся из его

жизни в человечестве. Кирей («Сампо»), возвратившись в деревню

Добрая Пожва, не застал в ней ни одного жителя, его встретили

«одно водяное колесо… и мертвое железное тело электрической

машины», и тогда он подумал, что одного добра мало для жизни:

«добрая жизнь податлива на смерть, как видно стало на войне», и

решил «сработать своими руками самое важное и неизвестное: добрую

силу, размалывающую сразу в прах всякое зло».

Рассказы А. Платонова не дают представления о

событийной хронике войны, но по ним можно судить наверное о том, что

происходило «внутри» врага и «внутри» советского народа; почему один

солдат сражался после ожесточеннейших боев под Москвой с постоянно

обновляющейся духовной свежестью, а другой, поработив пол-Европы и

легко дойдя до столицы чужой страны, повел войну «с прогрессирующим

истощением физических и моральных сил».

Война, как сшибка огня и металла, мало интересовала А.

Платонова. Его увлекали не столько оперативные дела армии и

фронта, сколько люди. Он впитывал все, что видел и слышал, глазами

художника. Война для А. Платонова, даже с ее профессиональной

стороны, связанной с планированием операций, использованием техники -

свободная реализация народного таланта, все та же крестьянская и

рабочая умелость делать все своими руками. «Во всякой работе для

солдата есть воспоминание о мирной жизни, и поэтому он трудится со

старанием и чувством любви, словно пишет домой письмо» («На Горынь-

реке»).

Гитлеровского воина А. Платонов знал не понаслышке – писатель

участвовал в наступательных боях наших войск, попадал под бомбежки,

присутствовал на допросах перебежчиков, пленных солдат и офицеров,

постоянно интересовался народным мнением о завоевателе. Мать

(«Пустодушие») на вопрос малолетнего сына: «…А какие фашисты?»-

отвечает: «Немцы… они пустодушные… Они за свои грехи чужую кровь

проливают, оттого и пустодушные». – «А мы какие?» – узнавал ребенок. «А

мы – нет. Мы сами свою кровь проливаем и сами свое горе терпим.

Мы, когда грешны, свой грех на другого не валим».

Что стоит за поступками врага? - значение этих «данных»

писатель ценил наравне с донесениями разведки о тактических и

оперативных намерениях противника. Он живо интересовался семейной

перепиской немцев, если таковая попадала в наши руки, в письмах ему

открывались и «самочувствие» немецкого фронта и тыла, и житейские планы

и желания немецких матерей, жен, детей на «после окончания войны», и

другие обыкновенные мелочи, которыми так богато мирное время. Но самое

важное, конечно, - как сами немцы понимают собственное положение и главным

образом - мирные, тыловые, особенно после ощутимых ударов по захватчику на

Восточном фронте зимой 1944 года. Гитлеровский солдат еще пытается

сохранять внешнюю «форму», он еще сильный, как говорят советские бойцы в

рассказе «Три солдата», но уже не в состоянии держать фронта.

« - Веры у них не стало. А без веры солдат как

былинка, - он умереть еще может, а одолеть ему неприятеля уже трудно

бывает... А что смерть без дела?

- Была же у них вера...

- Была, конечно. А теперь об нас истерлась...

Теперь томиться немцы стали».

Анализируя подлинные письма из Германии («Внутри

немца»), адресованные гитлеровским солдатам на Восточный фронт и полные

недоуменных вопросов: почему фронт сломлен, отчего все лучшее от нас

уходит, А. Платонов не без основания замечает, что в самих вопросах,

поставленных таким образом, содержится и ответ на них, что эти вопросы

свидетельствуют уже о психологической глубине заблуждения мирного немца, у

которого настоящая историческая вера и реальное понимание социальной истины

методически вытравлены и подменены привычкой жить отвлеченной жизнью. «Это

имеет для немцев огромные, трагические последствия», - пишет А.

Платонов. Без правильно понятого будущего «не только нельзя спастись, но

даже невозможно перед смертью придумать в утешение какой-либо «сон

золотой», последний эффектный обман уцелевших еще остатков народа».

В исследование психологии фашизма, а ею писатель

занимается прямо или косвенно во всех военных произведениях, А. Платонов

вложил многое из своего духовного опыта.

Творческий путь художника в своей психологической

основе, в вопросах, которыми он всю жизнь занимался, в характерах, к

которым он тяготел, в столкновениях и коллизиях, которые его привлекали,

как бы заново был повторен в прозе военных лет во всей своей

протяженности.

В рассказе «Пустодушие» прозаик называет «чистый разум» и

его «критику» интеллектуальным идиотизмом, в публицистической статье-

обзоре «Среди немца» он сравнивает гитлеровскую властвующую клику

со средневековыми алхимиками, пытавшимися добыть золото и эликсир

жизни из дешевых подручных средств или освободить солнце из огурца.

В идее «фюрера» о подчинении западной культуры организующей воле

техники А. Платонов видит верх безумия и самоуничтожения – это все

равно, отвечает он, что палить из винтовки, стреляющей себе в затвор.

« Ясно… - говорит А. Платонов, тут мы имеем дело с новым

средством обмана своего народа (мы, дескать, скоро откуем такой

меч, которым нам удастся все же обезглавить мир и завоевать его, -

потерпите только, немцы, еще немного), но, кроме того», это само по себе

«является доказательством идиотизма фашистских идеологических деятелей и

выражением их презрения к немцам, как народу дураков». Наука и техника,

по А. Платонову, могут свершить «чудо», но только в сотрудничестве

со всем прогрессивным миром, а не вопреки ему, не в одиночестве и не

«впереди прогресса».

Фашизм, по А. Платонову, обречен с самого начала именно потому,

что пренебрег мудростью истории, которая начала уничтожать его с

тыла, и, уже смертельно раненный, он начал кое о чем догадываться: все

лучшее от немцев уходит.

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и

мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит

самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему

одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать

именно так, а не иначе.

А. Платонов действительно странен, фантастичен, как угодно

можно сказать, но он жертвует реальным ради безукоризненно точной

правды нравственной и психологической.

В самом деле, в рассказе «Неодушевленный враг» советский

солдат и гитлеровец оказывается рядом, засыпанные толстым слоем

земли. Безоружные противники обживаются там, словно в землянке, мало

того: еще и ведут длинный разговор на русском языке. Рудольф Вальц,

в частности, владеет не просто русским литературным языком, но говорит

на особом платоновском наречии. Для писателя в данном случае не

существует ни языковой преграды, ни вопроса о том, каким образом можно

под неслежалой, сыпучей землей сделать изнутри нечто вроде

микропространства, чтобы видеть всего немца и оценить его физические

возможности, вдобавок ко всему, не напрягаясь, говорить там, где

открывать рот уже проблематично. Но то, что знает каждый, - не дело

искусства. А. Платонову важно показать - без оружия и элементарного

применения физической силы – нравственный поединок двух миров. И эта

словесная схватка телесно тщедушного и изнуренного бойца с упитанным

фашистом совершенно уничтожает, деморализует последнего. Исход борьбы

(рассказ ведется от первого лица) выявлен чисто по-платоновски: «Немец

вдруг обнял меня и попросил, чтоб я умер».

В военной прозе А. Платонова изменилось качество добра, не в

том, конечно, примитивном смысле, что добро должно быть «с кулаками», а в

новом, более точном понимании писателем «элементов» терпения и страдания

как огромной внутренней силы и нравственного достоинства человека. А.

Платонов очень близко подошел к психологической сердцевине

подвижничества, подвига, бесстрашно сняв с этих явлений покров ложно -

героического пустословия.

В годы войны он особенно много размышлял о страдании и смерти

– к этому предрасполагало и народное горе, и обстоятельства личной судьбы.

А. Платонов с женой и сыном. 1942 г.

На войне А. Платонов несколько раз попадал в трудные фронтовые

переделки, похоронил сына, тестя (тот умер в блокадном Ленинграде), потерял

из поля зрения отца (семидесятидвухлетнего старика оккупанты увели из

Воронежа в неволю, он отыскался уже после войны в Бессарабии).

А. Платонов с женой.

Факсимиле

письма А. Платонова

«…Я сделал здесь на войне столь

важные выводы из… смерти»… «Любовь, смерть и душа – явления совершенно

торжественные…» Что же такое подвиг – смерть на войне, как не высшее

проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство?

Какой смысл в подвижничестве без терпения и страдания? Мужество тем

выше, чем глубже горе – одного без другого не бывает…

Крестьянка развешивает детские пеленки на стволе пушки подбитого

«фердинанда»; старик, словно бессмертный, деловито косит рожь на

заминированном поле. Это ведь не случайно А. Платонов заметил –

здесь не упоение и наслаждение страданием, обессиливающим человека, здесь

нечто другое: обыденное - на уровне естества – мужество, умение жить

всякой жизнью как обыкновенной. Случаются катастрофы, которые нельзя

победить сразу, но которые можно превозмочь терпением и страданием…

Терпение и труд все перетрут, народом не праздно сказано.

Именно присутствием таких качеств в доброй душе народа -

трудолюбия и терпения, помноженных на чувство народной правды, и

объясняет А. Платонов нашу победу в Великой Отечественной войне.

В рассказе «Сержант Шадрин» А. Платонов, по его словам, изложил

историю лишь одного нашего молодого человека, нашего воина, - не одного из

самых лучших, но среднего из сотен тысяч таких же прекрасных молодых наших

воинов. «Он и до войны уже был тружеником и принял войну как высший и самый

необходимый труд, превратив его в непрерывный, почти четырехлетний

подвиг…Сейчас уже не может вспомнить Шадрин, сколько тысяч верст прошли его

молодые ноги, и как в сновидении встают в его воображении сотни деревень,

поселков и городов, малых, больших и великих, за каждый из которых был бой,

за каждый из которых пали, уснув вечным сном, близкие товарищи. И сколько

горя пришлось пережить Шадрину, навсегда расставаясь с погибшими друзьями,

сколько раз дрожало его сердце, когда он всматривался в последнюю минуту в

дорогое утихшее лицо друга перед вечной разлукой с ним! Он не знал, как

могло вместиться столь много чувства и памяти в одно солдатское сердце…

После завоевания Берлина Шадрин пошел далее на запад, к реке Эльбе. Здесь

снова был бой. Сутки непрерывно дрался Шадрин на Эльбе, но это был уже

последний бой войны. После боя Шадрин умылся в Эльбе, лег на землю и

посмотрел на небо. Ясность неба и его бесконечность были родственны его

душе. «Все! – сказал вслух Шадрин. – Свети теперь солнце, а ночью –

звезды!» - и уснул». Текст и стиль повествования в этом рассказе напоминают

старые русские былины о чудо-богатырях, спасших родину от врага. Этот

молодой солдат «совершил то, чего никто еще не совершал; велика его душа;

благородно его дело и прекрасна его молодость, вся исполненная подвига». В

конце рассказа А. Платонов делает обобщающий вывод о неразрывной связи

нашей армии с народом: «Но пожизненно останется в душе Шадрина чувство

вечной, кровной связи с армией, ставшей для него семьей, домом и школой за

годы войны. Пожизненно долг и честь останутся законом его сердца и

поведения, и пожизненно он будет тружеником – на хлебной ли ниве, в

мастерской завода или в солдатском строю, - потому что он воспитан в

подвиге, а подвиг есть высший труд, тот труд, который оберегает народ от

смерти. И этот новый труд солдата подобен жертве матери, рождающей народ. И

так же у нас священно существо солдата, как священна мать».

Одна из самых излюбленных тем А. Платонова – «возвращение». Она

всегда насыщена большим психологическим содержанием: это не столько

возвращение к исходной точке жизни (дому, родине, детству), сколько к себе,

своей подлинной сущности, с которой вдруг снимаются наслоения прожитых лет,

но сохраняется опыт человеческой зрелости.

Один из рассказов недаром так и назван – «Возвращение». В нем

господствуют два мотива, которым суждено было стать очень популярными в

литературе о войне: «дом» и «дорога». С «домом» и «дорогой» связаны

жизненные ощущения героя, каждый из мотивов освещен женским образом.

Тревожная жизнь живет в душе Иванова, вернувшегося к семье, им забыто

давнее, довоенное, а недавнее не изжито, существует как «норма», как мерило

сегодняшнего. Уже поэтому его возвращение чревато драмой.

Капитан Иванов устыдится своего равнодушия к

двенадцатилетнему сыну Петрушке «от сознания того, что Петрушка

нуждался в любви и заботе сильнее других», а у него не находилось

любви и заботы на такого человека, угрюмого в деловитости и серьезности,

даже наводящего подспудный страх своим умением держать в черном теле и

мать, и сестренку. Какая-то внутренняя преграда мешает Иванову не

только понять Петрушку, но и жену, Любовь Васильевну, и неожиданно

заплакавшую на его руках дочку.

А. П. и С. П. Ткачевы. Снова жизнь. Фрагмент. 1983 – 1985 гг.

Иванов, отвыкший на фронте ото всего, что не относилось к

его непосредственному воинскому долгу, не может осознать, какая большая

жизнь прожита Петрушкой, - ведь за его характером скрывается целая

законченная человеческая судьба, пройденная за четыре года.

В упоении победным боем Иванов как-то уж слишком оторвался от

тыла, перестал его ощущать в безостановочном наступлении за

ненадобностью, обособился в своей «непогрешимости», уверился в мысли,

что именно его дело и было всей жизнью. Маленькая частица жизни,

Иванов присваивает себе исключительное право судить о жизни, лишая

этого права других. И сколь несостоятельным вдруг оказывается он в

своих завышенных притязаниях после слов Петрушки: «У нас дело есть,

жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие…»

В нравственном непрямом споре с Петрушкой Иванов очень

проигрывает – сын заботится о целостности семьи, отец настаивает на

своей мнимой непогрешимости и своем ложном праве, и он знает это,

чувствует также и превосходство Петрушки, и оттого с новой силой на него

накатывает гордыня, граничащая уже с капризом. И внезапное решение

порвать с семьей – Платонов здесь удивительно проницательный психолог –

если прикинуть, поостыв, на разум, эта невольная выходка должна ему

самому, Иванову, сказать, что и он, тертый солдат, не лишен внезапной

минутной слабости. Но полное прозрение поразит Иванова в вагоне поезда,

когда он увидит бегущих за ним детей – совесть, страх и сознание вины за

дальнейшую судьбу семьи заговорят в нем одновременно: «Он увидел

вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он

чувствовал жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а

теперь коснулся ее обнажившимся сердцем».

Платонов сталкивает два возвращения Иванова: в начале рассказа и в конце

его. Сердечная оглушенность – следствие войны изживается героем в

результате сильного душевного потрясения, изживается навсегда.

Война, как со всей очевидностью прояснились размеры этого горя

после ее окончания, не только воедино собирала народ в борьбе с

врагом, но и бестрепетно, жестоко разрушала «достоверное счастье»,

порождая в большом количестве сирот, вдов, мужчин-одиночек, - будущее

народа, судьба детей в послевоенном мире становилась естественной

проблемой, такой же жгучей и необходимой, как восстановление крова над

головой, возрождение запущенного поля и пуск разрушенного завода.

За три года и два месяца спецкорства на фронтах А. Платонов

написал большое количество очерков и рассказов.

А. Платонов. «Рассказы о родине». 1943 г.

Он активно печатался, кроме газет «Красная звезда» и «Труд», в

журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружные ребята»,

«Красноармеец», «Краснофлотец», «30 дней».

Несколько раз выходили отдельными книжками его рассказы

«Одухотворенные люди» и «Броня», в войну увидели свет сборники

рассказов «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943),

«Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945). Это было трудно

добытое количество, цельное и неделимое по качественному образованию,

потому что писатель руководствовался в постижении войны не географией,

не эффектным случаем или событием, а извлекал «философию» народного

существования на войне из обыденного, бросового и для иного журналиста

невыигрышного и неинтересного материала – из тяжкой повседневности

фронта и тыла, которая под пером художника обретала возвышенный, священный

характер.

Написанное А. Платоновым во время войны - прежде всего

свидетельство этического поведения художника в ситуации смертельной

схватки двух непримиримых миров – своей прозой он работал исключительно и

только на победу, пренебрегая сермяжной бытовой правдой, неизбежно

сопутствующей крупным общественным потрясением, и всем тем, что

расслабляюще действует на человека, уводит его от главного, лишает

крепкой нравственной основы. Он работал на победу так же (в смысле

понимания и чувствования общенациональной и общечеловеческой задачи), как

это делал испокон веку народный героический эпос, интегрирующий русский

люд до бессмертного богатыря, тяжелая поступь коня которого эхом

отдавалась и в прошлом, и в будущем.

Предельно экономя на слове, А. Платонов достигал необычайной

глубины в мыслях, непрерывно питая душу и сознание сражающегося

советского человека той простой, древней и великой истиной, что его

дело правое – к нему взывает грядущее и взыскует прошедшее: жизнь –

закон, и смерть его только подтверждает, а не отрицает; дух вечен, и

бренность тела это доказывает; народ неуничтожим, если во имя него

сознательно погибает отдельный человек; зло бессильно, ибо ему

приходится прибегать к уничтожению добра…

А. Платонов стремился материализировать в

рассказах духовные понятия, спасительная ценность которых никогда не

подвергалась сомнению, самую форму художественных произведений он

использовал для проповеди немногих, основных, бесспорных истин, издревле

сопутствующих человеку в его нелегком историческом пути, - истин,

постоянно освежаемых историей и людскими судьбами.

Открытие А. Платоновым очевидного

А. Платонов. 1944 г. оценили, однако,

немногие (А. Толстой,

Н. Тихонов): одни усматривали в рассказах писателя

мистику; другие находили в них примитивные представления художника о

смерти, подвиге и смысле жизни. Вл. Лебедев в статье «Литературные

выкрутасы» заявлял: «Вместо того, чтобы писать правду жизни, он

сочиняет нелепых, несуществующих людей, навязывает им полумифические,

кликушеские мыслишки, искажая этим облик людей нашей Родины». «Герои

А. Платонова… отрицают смерть не в том смысле, что они, как и все люди,

не хотят смерти и, понимая ее разумом, не принимают, не верят в нее

чувством. И не в том высоком смысле, что дело жизни, за которое умирает

человек, преодолевает и самую смерть, делает ее оправданной в своей

необходимости, хоть и трагической, неизбежностью. Нет. Герои А.

Платонова отрицают смерть буквально».

Под сомнение ставилось главное – патриотический характер

написанного А. Платоновым.

К сожалению, подобные упреки имеют живучесть сорняка. Но,

тем не менее, идеи А. Платонова – все то, от чего он освобождался и чему

поклонялся, - поверялись войной, последним испытанием, и художник вышел из

огня победителем. Весь его творческий путь, не исключая и заблуждений на

нем, будучи воспринятым через войну, являет собой редкий образец

думы о главных вопросах человеческого бытия, думы, в которой нет ничего

случайного или мелочного, - писатель все время держался генерального

нерва эпохи, чутко ощущая оголенные болевые точки в жизни человечества

первой половины нашего столетия. Своим искусством он столь естественно,

органично и прямо вмешался во второй смертельный конфликт ХХ века, как

если бы был рожден для того, чтобы отвести мир от великой опасности,

вложив в руки правого грозный духовный меч, которым не обладал

противник, надеявшийся на прочность металла и убойную силу пушки.

Знамя Победы

Фото:

Е. Халдей

Берлин. Май

1945

Первая потребность души – память и справедливость. Этой глубокой

потребности человеческого сердца и служат произведения великого А.

Платонова, художника, обратившегося к нам – после всех народных жертв и

страданий - с мужественным призывом «суметь жить… той высшей жизнью,

которую нам безмолвно завещали мёртвые; и тогда, ради их вечной памяти,

надо исполнить все их надежды на земле, чтобы их воля осуществилась и

сердце их, перестав дышать, не было обмануто. Мёртвым некому довериться,

кроме живых, - и нам надо так жить теперь, чтобы смерть наших людей была

оправдана счастливой и свободной судьбой нашего народа и тем была взыскана

их гибель».

Список литературы

1. Платонов А. Потомки солнца: Повести и рассказы. М.:

Советский писатель. Составитель М. А. Платонова. 1974.

2. Платонов А. У человеческого сердца: Рассказы. М.: Детская

литература. Вступительная статья Е. Краснощековой. 1981.

3. Платонов А. Ювенильное море: Повести, рассказы, публицистика,

пьеса. М.: Центрально-Черноземное книжное издательство. 1988.

4. Подаревский Э. Одухотворение // Литература и искусство. 1943.

№ 15.

5. Лебедев В. Литературные выкрутасы // Правда. 1944. 27

декабря.

6. Четунова Н., Бобровская Е. Советский патриотизм и советская

литература // Советская книга. 1946. № 2. С. 48.

7. Шкловский В. Современность и злободневность // Литература и

искусство. 1943. № 15.

8. Полторацкий В. Андрей Платонов на войне // Платонов А.

Смерти нет! Рассказы. М: Советский писатель, 1970. С. 4 -

5.

9. Ортенберг Д. Грани мужества // Литературная Россия. 1973.

4 мая.

10. Васильев В. Андрей Платонов: Очерк жизни и

творчества. М.: Современник. 1990.

11. Энциклопедия для детей. Т. 10. Русская литература. Ч. 2. Русская

литература ХХ века. // Главный редактор М. Д. Аксенова. М.:

Аванта+. 1998.

12. Ласунский О. Житель родного города: Воронежские годы Андрея

Платонова. М.: Издательство Воронежского государственного

университета. 1999.

-----------------------

А. Платонов. 1942 г.

[pic]

Народное ополчение. Архив, 1941 г.



© 2009 РЕФЕРАТЫ
рефераты