Проблема трагической судьбы России в повести А. Платонова Котлован

ПРОБЛЕМА ТРАГИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ РОССИИ В ПОВЕСТИ А. ПЛАТОНОВА «КОТЛОВАН»

Андрей Платонов — один из тех немногих советских писателей, которые в

своем осмыслении новой эпохи сумели перейти от принятия коммунистических

идей к их отрицанию. Платонов верил в революционное переустройство мира

искренне, почти фанатично — и ничем в этом смысле не отличался от

большинства своих современников. Ему казалось, что впервые в истории

возникла наконец возможность победить в человеке эгоизм, создать общество

«высшего гуманизма», общество, в котором благо других будет обязательным

условием собственного счастья. Но уже в первых своих произведениях Платонов

проявил себя художником, умеющим видеть мир неоднозначно, понимающим

сложность души человека. Тоска по человечности в рассказах Платонова

неотделима от внимания к отдельному человеку. Писатель — вольно или

невольно — следовал той традиции, которая была заложена в русской

литературе Гоголем и Достоевским. Очень ярко гуманизм Платонова проявился в

повести «Котлован». Тема России неотделима в этой повести от поисков

человечности, а размышления писателя над проблемами советской эпохи

трагичны и необыкновенно глубоки.

В повести «Котлован» Платонов показал российскую действительность конца

двадцатых — начала тридцатых годов как эпоху почти необратимого истощения

почвы, на которой вырастает «культура жизни» — культура человечности,

накопленная столетиями. И это истощение неизбежно означает утрату смысла

человеческого существования.

Герои Платонова роют котлован для башни-общежития, дома для счастливых

обитателей социализма, отбирая для этого строительства «лучших» — самых

обездоленных, самых бедных людей. Но и взрослые и дети в повести гибнут,

«унавоживая» почву для других, став «ступенькой» ко всеобщему счастью,

достижение которого оказывается невозможным без жертв. Но фанатизм

«строителей», слепая вера в идеалы не дает им возможности усомниться в

правоте происходящего.

Из всех персонажей повести только двое умеют взглянуть на эпоху со

стороны, умеют сомневаться: Прушевский и Вощев. Прушевскому, как воздух,

нужна в этом мире теплота, человечность, чувство своей необходимости не

всем, не классу, а конкретному человеку. Вощев не может, не хочет

чувствовать себя «винтиком», быть счастливым по приказу. Он русский

правдоискатель, натура двойственная, противоречивая.

В начале повести Вощев уходит бродить по свету, пытаясь найти смысл

жизни. Он хочет «докопаться» до смысла всего сущего, до хода светил, до

роста былинки в поле — и роста башни будущего, на строительстве которой он

оказывается. И Вощев хочет знать, нужен ли для строительства всеобщего

счастья именно он, живой, единственный, «отдельный», а не безличная масса.

Но при этом он не протестует против конкретной бесчеловечности идеи,

участвует в коллективизации. Его желание быть личностью — невольный вызов

коммунистическому государству, а его жестокость — отражение бесчеловечной

атмосферы эпохи. Он двойствен, как и его время, соединившее в себе и мечту

о счастье, и массовые убийства.

Повесть полна безысходных метафор. Герои роют котлован для дома всеобщего

счастья, а сами спят в гробах, заготовленных для себя крестьянами,

знающими, что ждет их в пролетарском государстве. И разве только крестьяне?

Все должны превратиться в песок, в навоз, на котором вырастет цветок

«прекрасного» будущего. Между возрастами нет различия, и девочка,

потерявшая мать и нашедшая приют у строителей, тоже спит в гробу: она

обречена, как и взрослые.

В соседних деревнях идет страшный процесс коллективизации, уничтожения

крестьянства, ненавистного пролетариям только потому, что у крестьянина

есть хоть какая-то личная — не общая! — собственность. Дома пусты, гуляет

ветер, а на кузне трудится за всех медведь-батрак, истинный пролетарий,

полный ненависти к «хозяевам» и фанатичного, слепого трудолюбия. Одни

запасаются гробами, не дожидаясь смерти, других сажают на плоты и сплавляют

в море, на страдания и гибель. И особенно страшна полная покорность

крестьянства, лишь изредка меняющаяся на одиночные вспышки бунта.

Страх и жестокость определяют в повести атмосферу времени. Страх перед

опасностью уклониться от генеральной линии, мгновенно из своего

превратиться в предателя — и беспощадная жестокость ко всем, кто может этой

линии помешать. Таковы Чиклин и Сафонов — фанатики идеи. Таков активист,

днем и ночью со страшным нетерпением ждущий начальственных директив —

выполняющий любое, самое абсурдное указание, не задумываясь ни на секунду

над его смыслом. Там, наверху, знают, что и как надо делать для всеобщего

счастья, дело остальных — выполнять приказы. Такова Россия, ослепленная

идеей, уничтожающая саму себя.

Насилие в повести распространяется на все: на живую природу и на

человека. Но дело в том, что насилие ничего не может создать, построить.

Оно способно лишь разрушать, и его итог — гробы, которые хранятся в одной

из ниш котлована. У героев «Котлована» нет и никогда не будет дома — есть

сарай, возле ямы котлована, место, где они умирают, ночлежка, но стен,

дома, семьи нет: все развеяно, все пущено по ветру. Да и зачем он нужен,

этот так и не построенный дом, если счастья в этом доме никогда не будет!

Не может быть счастья для всех, счастье существует только как бережность к

человеку. И котлован становится могилой для ребенка, для той самой девочки,

во имя которой и приносят взрослые жертвы, уничтожая и себя, и других...